Между строк (СИ)

Сидя спиной к храпящему старику, канатоходец всё же наделся, что рано или поздно начальник городской стражи если и не заглянет самолично, так хотя бы вызовет на допрос. Правда сомнения в том, что капитан самолично допрашивает такую шваль, что сидела здесь, у Флава зародились и подтачивали его тлеющую веру.

Тело ныло, и в полумраке и густом смраде хотелось уткнуться куда-нибудь и забыться сном. В полудрёме Куэрда постарался сплести из мыслей невидимую и не ощутимую до поры до времени сеть, в которую непременно должен был попасться Мойя. В зыбких планах намечалось пригрозить начальнику городской стражи обнародованием их недавней связи. Испугается ли Северино Мойя?

К тому времени, как раздались гулкие шаги по лестнице, и в дверях прозвучало заветное: «А ну, пойди, капитан Мойя желает тебя видеть», Флав уже развеял в пух и прах всё задуманное, разумно рассудив, что Северино не дурак и прекрасно понимает, что словам циркача грош цена. Если бы у канатоходца была бы библия… Впрочем и с библией, Коста не облегчил бы своей участи, прямиком направив себя, да и его из этой дыры в ещё большую яму, а именно в лапы инквизиции. Откуда таким, как Куэрда, живыми точно не уйти. Так что ко времени, когда реально забрезжил лучик надежды, Флав выбросил какие-либо смелые планы из головы и крепко, насколько позволяла обстановка, заснул.

Канатоходца пришлось звать трижды, пока какой-то бедолага не затряс Куэрда за плечо, отчего по телу прокатилась волна боли, отдавая остротой в область рёбер.

— Ты из цирка ж, да? — нагнулся мужчина почти к самому лицу Косты, приглушённо шепча. — Вставай, давай, а то волоком попрут, — он услужливо протянул руку, помогая канатоходцу подняться. — К тебе сам капитан пожаловал, видать не хухры-мухры, а делиться придётся, — он усмехнулся, давая понять Флавио, что слухи о причине его ареста уже размешаны в воздухе этой общей камеры, а раз к нему пустился сам начальник городской стражи, значит, есть в них и доля правды. — Вот циркач, — гаркнул мужик в сторону двери, — сейчас он, сейчас! Ты за дёшево не продавайся, — напутствовал «соратник», провожая держащегося за бок и похрамывающего Косту к дверям и расчищая путь широким плечом. — Дави на то, что не виновен, но кое-что знаешь, и обязательно поделишься… сведениями, но по ту сторону, понял? — мужчина улыбнулся, показывая гнилые зубы и обдавая канатоходца смрадным дыханием. — И за меня словечко замолви. Слышишь? Хосе Иглес имя моё, слышишь, Хосе…

Флав кивнул, перехватываясь свободной рукой за косяк открывшийся двери и щурясь не заплывшим левым глазом на свет факела в руке стражника. На капитана он старался не смотреть.

— Я циркач, — голос получился тихим невнятным и Куэрда закашлялся, прочищая горло. — Я циркач, — повторил он громче, вышагивая из камеры, вставая между стражником и Северино, пока первый закрывал за ним тяжёлый засов на двери.

Блуждал взглядом по неровной поверхности плохо обтёсанных камней, словно цепляясь за эти мелкие выступы, как тогда ночью на стене в охоте за сумкой. И где-то на середине пути вверх по лестнице всё-таки протянул руку, и повёл по холодному камню ладонью, чтобы дать себе опору и перестать геройствовать напоказ, вынужденно останавливаясь дважды на десяток секунд перевести дух и дать небольшую передышку грызущей боли в боку.

А в кабинете капитана, выпрямился, подтянулся, насколько позволяло состояние тела, и молчал, разглядывая отполированный ногами камень пола.

***

Противоречивые эмоции рвали капитана на части, выливаясь в итоге в злость и ярость, которые необходимо было деть хоть куда-то, чтобы избежать разрушительных последствий. Хотелось что-нибудь перевернуть или разбить, капитан не осознавал, на кого он злится больше — на идиотов-стражников, что схватили не того (Флавио физически не смог бы никого убить той ночью, если только, конечно, у него нет злобного брата-близнеца, строящего канатоходцу козни), на самого Куэрду, что не пришел, что попался, на самого себя… Да, пожалуй, злости на самого себя было больше всего.

Куэрде явно было тяжело идти, и Северино подозревал у него травму, наложившуюся на ушиб после их ночной вылазки — перелом или трещина. Он чувствовал свою ответственность за случившееся — с одной стороны. С другой же, только когда он увидел Флава, в его голову пришла не такая уж и светлая мысль — а что, если канатоходец вознамерится шантажировать его?

Конечно, уйти от ответа ему, капитану городской стражи, в этом случае не составит труда — кто видел ту библию и их совместную ночь? Кто поручится, что какой-то там циркач не врет, пытаясь опорочить честного сеньора с репутацией Мойи? Если бы Куэрда и решился на разглашение их общей тайны, ему же пришлось бы и хуже, ведь инквизиция, быть может, и святая, но сук под собой пилить не станет даже во имя всех богов в мире. Одно дело на потеху и в назидание публике публично покарать безвестного блудника, и совсем другое — лишиться ценного ресурса. А в своей ценности для этого города Северино был уверен, ведь именно она много раз прикрывала его самого и его собственные грехи.