Между жизнью и честью. Книга II и III

А за что было награждать Жукова, если он готов был сдать Москву? Имеется несколько свидетелей этому, назову самых важных: маршал авиации Голованов, генерал Штеменко, во время войны работавший в Генштабе, нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов.

Я повторюсь, сказав, что самые честные воспоминания признаны у Рокоссовского Константина Константиновича.

Вот что говорил мой учитель и старший товарищ Петров Б. М. о мемуарах Жукова: «Жуков был малограмотный человек, не владеющий письменной речью. Основу он набросал, а далее трудились журналисты, писатели ради хлеба насущного».

А ещё мне врезались в память слова Бориса Михайловича: «Что бы там ни говорили, а Москва устояла благодаря Сталину и, надо честно признать, — американской авиации… А вот Жуков дрогнул…»

Согласившись, я привела Борису Михайловичу некоторые документы, уличающие Жукова во лжи. Коротко приведу здесь, так как они касаются обороны Москвы, где сражался мой отец.

На с. 347–350 «Воспоминания и размышления» Жуков пишет: «Поздно вечером 20 ноября (1941 года) нам сообщили решение Ставки о том, что Западному фронту передаются 1-я ударная и 10-я армии и все соединения 20-й армии… Несмотря на передачу нам дополнительно трех армий, Западный фронт не имел численного превосходства над противником (кроме авиации). В танках и артиллерии превосходство было на стороне врага. Это обстоятельство явилось главной особенностью контрнаступления наших войск под Москвой».

А вот что написал Василевский в своей книге «Дело всей жизни» на с. 169: «В танках и авиации мы превосходили врага примерно в полтора раза, по пехоте и артиллерии наши силы были равны». На с. 167 Василевский написал: «16 декабря Западному фронту (командующий Жуков — пом. автора) было указано, что он неоправданно сосредоточил перед Волоколамском сразу четыре армии и что 30-ю армию в полном составе следует передать в подчинение командующему Калининским фронтом».

Справка. Василевский в ноябре-декабре 1941 года был начальником Оперативного управления Генерального штаба РККА, с 29 ноября по 12 декабря 1941 года, в связи с болезнью Шапошникова, исполнял обязанности начальника Генерального штаба РККА.

Выходит, что Жуков врёт о превосходстве сил противника. Значит Ерёменко Андрей Иванович прав, говоря о Жукове: «Это человек страшный и недалекий. Высшей марки карьерист… Следует сказать, что жуковское оперативное искусство — это превосходство в силах в 5–6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством, и на крови строит себе карьеру».

Кто-то вспомнит слова Сталина о Ерёменко: «Ерёменко я расцениваю ниже, чем Рокоссовского… Рокоссовский пользуется большим авторитетом. Ерёменко очень плохо показал себя в роли командующего Брянским фронтом. Он нескромен и хвастлив…». (Сталин) [14][15][16]

Лично я делаю иной вывод из слов Сталина: одно только сравнение Ерёменко с К. К. Рокоссовским поднимает его очень высоко.

Примечание.Мой отец случайно столкнулся на поле боя с Ерёменко… (Об этом в очерке «Память делает человека человеком» Кн.3). Генерал Еременко вел себя храбро и мужественно, почти непрерывно находился в боевых порядках сражающихся войск и после тяжелого повторного ранения продолжал руководить боем на носилках до отправления в госпиталь. Там его посетил Сталин и пожурил за то, что не берег себя.

Для многих командующих операции под Москвой, их развитие и исход стали большой наукой. Как вспоминал и командующий Западным фронтом Жуков, что воевать тогда только-только учились. И эта учёба стоила тысячам-миллионам солдатских жизней, в основном, как сейчас понимаю, выходцам из сёл и деревень.

И все же — учились. Трудно давалась, к примеру, командирам среднего звена наука управления подразделениями в бою. Очень часто роты и батальоны действовали изолированно, полагаясь только на себя. Нередкими были случаи обстрела своих. Фронтовики о таких обстрелах говорили: когда по своим, получалось очень точно, с большими потерями.

В процессе боя, зачастую, командиры стрелковых дивизий, бригад, полков изучали обстановку и не знали, что происходит непосредственно на поле боя; в результате командиры рот, батарей, эскадронов были предоставлены сами себе.

Надо честно признавать и то, что немецкие командиры, старались избегать необоснованных потерь своих солдат.