Одно из событий этих дней меня просто потрясло. Поздно ночью, в Великую Среду, стоял я в келье на своем молитвенном правиле, ведь завтра служить Литургию свт. Василия Великого. Вдруг внизу около дома услышал страшный шум, крик. Слышу: трещит деревянная ограда, грохочут чем-то в двери. Сквозь невероятную ругань, которую повторить просто невозможно, услышал требования примерно такого содержания:
– Поп, немедленно выходи, сейчас тебя прикончим!
По крикам, вполне похожим на припадки одержимости, я понял, что пускаться в какие-то переговоры абсолютно бессмысленно. Посему заставил себя продолжить свое молитвенное послушание, хотя, лукавить не буду, беспокойство на сердце было весьма реальное: по комнатам уже сквозь разбитые окна кирпичи летают. Прямо-таки артобстрел.
Молитвы идут, шум затихает, кажется, атака отступает. Перекрестившись, усталый, ложусь отдыхать. Ан не тут-то было! Новая неистовая злоба рычит внизу, и так несколько раз в течение этой бурной ночи. Милостию Божией беды не произошло, вот только на богослужении голова гудела от усталости.
Очень интересный момент для размышления: как раз накануне тех событий, вечером, я отслужил молебен в этом домике, что выделила мне обитель. Все по чину, с кадилом, освященной водой, поставил кресты на углах, над дверьми, повесил иконы в комнатах и т. д. Честно хочу признаться, что во время очередного ночного натиска появилась в голове мыслишка маловерующего:
А результат-то мы увидели утром с сестрами обители. Обходя место «боевых действий», обнаружили, что окна, двери разбиты напрочь, глубокой ночыо я был один-одинешенек, так что не было никаких преград для того, чтобы нападающим ворваться на первый этаж дома. Выражаясь мирским военным языком, я внешне был полностью беззащитен. Вот тут-то моя маловерная голова и получила ответ на никчемный ночной вопрос о смысле вчерашнего освящения дома. Вот вам и явная помощь Господа через кресты и иконы на дверях и стенах моей кельи. Не прошла сквозь них злая сила…
Было после этого выяснение обстоятельств случившегося, были слезы и раскаяние «налетчиков», которые трясущимися руками вставляли выбитые окна. И испуг в глазах: подам ли я бумагу в милицию. Тут уж пришло время вспомнить евангельские слова:
А тут идет Страстная седмица!
Были долгие беседы со вчерашними атакующими. Поразила меня фраза несчастного человека:
– Батюшка, я не понимаю, как это все произошло, у меня нет и не было к вам никакой злобы…
Зато сила бесовская понимала, как потрясти мирный молитвенный покой Страстной седмицы – не по душе ей молитвы! Решение мое было однозначным: никаких милиций, судов, только молитва об этих людях. И как завершение всей истории – радость: вижу вчерашних нападающих в Пасхальную ночь в монастырской церкви.
Радость с назиданием
Читатель может подумать, что в монастырской жизни были лишь сложности, испытания да искушения, но сопровождали меня и радости, и удивительные открытия. И один такой случай произошел с иконой преподобного Сергия Радонежского.
В Верхнеднепровском Свято-Успенском храме в иконостасе у крестильной купели я расположил икону преподобного Сергия Радонежского. Это была большая цветная литография, которую я оформил в самом начале моего служения в районном центре (икон-то в храме поначалу было маловато). Потому она мне была особенно дорога.
Когда пришло время перебираться в Крымские горы, встал я перед «моей» иконой с огромным желанием снять ее, чтобы увезти на новое место служения. Но мучило меня ощущение неловкости – как это снять икону с иконостаса крестилки (хотя икона-то сделана моими руками). Закончились мои сомнения тем, что поцеловал я родную икону, да и отбыл в Топловский монастырь…
И вот проходит мое первое монастырское Пасхальное богослужение, крестный ход под крымскими звездами, во время которого ощущаешь благодатную радость, знакомую каждому верующему… Уже утром кто-то из сестер обители спрашивает меня:
Батюшка, не забыли ли вы взять свою икону?
– Какую? – недоумеваю.
– Да вот, у иконостаса стоит. Ночью зашел в храм какой-то высокий, видный мужчина, сказал, что эта икона отцу Михаилу, и потом куда-то исчез.