Между

— Нет, Боудикка. Мы не поддержим их.

— Но их слишком мало! Римляне уничтожат их!

— Я знаю.

— И ты…

— Я не отдам наш народ в добычу стервятникам. Мне не спасти катувеллаунов, но я сохраню жизнь икенам.

— Ты трус! Жесткая усмешка прорезает лицо Прасутага:

— Считай меня кем хочешь.

Кромка битвы: Боудикка

О Андрасте, богиня моя! Ты — Непобедимая, и отдавая меня тебе в служительницы, Победой нарекли меня. О Андрасте, не дай мне сменить имя на Трусость! Тверда моя рука, остро оружие, зычен голос — но всё бесполезно, пока мой муж гнет шею перед римлянами. Он забыл о гордости, он потерял честь, он носит заморские тряпки и пьет из чужеземных кубков, оплачивая эту подлую роскошь землями и свободой нашего народа. О Андрасте, я уплачу любую цену, лишь бы наш народ сбросил иго этих чужеземцев. Лишь бы утопили мы их в крови!

* * *

…и ответом приходит:«Ты прольешь свою кровь ради меня — и дам тебе силу».

Кромка смерти: Прасутаг

Я скоро умру. И мне страшно. Но я боюсь не самой смерти — боюсь того, что последует за ней. Моя вдова… то есть, конечно, пока жена, но… она рвется в бой. Она не собирает войска — пока! не произносит пламенных речей — пока! она чтит меня как короля — пока! Пока я жив. Но стоит мне испустить дух, как Восток вспыхнет заревом, от которого померкнет свет солнца. Какую сделку ты заключила со своей Андрасте, Боудикка? И кто она, твоя богиня? О ней знаешь только ты. Ее упоминают лишь вместе с тобой. Вы обе прославитесь (если, конечно, вас действительно две, а не одна), бесстрашная королева и ее непобедимая покровительница, — вы на века обессмертите свое имя, став символом борьбы за свободу, и… на алтарь свободы и славы бросите народ икенов. Небольшая цена, правда? Ради вечной славы — всего один народ. Разменная монета. Да и что хорошего в икенах? Подумаешь, лошадники. Ну, сбрую делают самую красивую на всем востоке, а то и во всем Прайдене — но разве на этом войдешь в историю? Ну, колесницы превосходные. Ну, торквесы и браслеты золотые… не интересно. Бардам петь не о чем. Барды не поют о том, как герои жили. Кони, торквесы, колесницы — нет, не вдохновляет. Зато когда народ — весь, до последнего, падет в боях за свободу — тут да, тут на десятки песен хватит. Я всей душой ненавижу эти песни. Заранее. Я хочу, чтобы мой народ жил. Даже если за это меня навсегда ославят предателем.

* * *

— Именем сената и народа Рима! Покойный рекс Прасутагус объявил наследником своих земель императора Нерона! Отныне земли икенов переходят под власть Рима! Недавние гости хлынули на восток как хозяева. Требовать с лихвой якобы отданное в долг, обращать в рабов простых бриттов, а то и знатных… словом, нести римскую культуру варварам. Новое восстание икенов уже было готово вспыхнуть — но бриттов остановил голос Боудикки. Слова были обращены лишь к ближайшим эрлам, но услышал их весь восток:

— Подождите. Я поеду в Камулодунум. Я попытаюсь образумить римлян. Я напомню, что икены жили в мире с ними.

— Ты ли это говоришь, королева?! — загудела страна. — Отчего повторяешь ты слова Прасутага, которым не верила, пока он был жив?!

— Я поеду! И в доказательство мирности моих намерений я возьму с собой моих дочерей!

— Это безумие! Тебя убьют… или еще хуже! А девушки — что будет с ними, ты подумала?! Опомнись!

Кромка битвы: Боудикка

О Андрасте, богиня моя! Ты обещала силу за кровь. Кровь — будет. Видишь: я еду к римлянам. Вернусь ли живой — не знаю. Весь восток считает, что я сошла с ума. Они не знают о нашем договоре. Андрасте, ты хотела моей крови — и ты ее получишь. Если римляне убьют меня — ты ведь всё равно наделишь силой мой народ, да? Я не спрашиваю, богиня моя. Я просто знаю: да. Я взяла с собой девочек. Я плохая мать, Андрасте. Плохая мать… худшая из матерей, но, надеюсь, хорошая королева. Тебе ведь нужна королевская кровь, так? Каждая капля нашей крови — да падет она на твой алтарь. И да станет она огнем, в котором сгинут римляне! А остальное уже не страшно.

* * *

Они ехали через Камулодунум — типичный римский провинциальный город. Тут тебе и форум, и тебе театр, и термы, и, разумеется, храм в честь императора. Клавдия в данном случае. Свежепокойного, и потому — бога. Причем храм не какой‑нибудь себе паршивенький — самый большой храм в Британии: отделан, как точно записали в хрониках, алебастром, красным, зеленым и черным мрамором, который везли аж из Италии, Греции, Средней Азии и Африки. Перед храмом — и сам Клавдий, на коне в бронзе. Но архитектурные достоинства храма меньше всего интересовали Боудикку… вот разве что срытый вал прежнего форта, сейчас застроенный бесконечными лавочками… когда мои будут брать штурмом этот город, отсутствие вала их порадует!

Королева сама правила колесницей, две ее дочери стояли рядом — и эта бриттская колесница смотрелась по-варварски неуместно на улицах такого цивилизованного, чистенького Камулодунума.