— Мирддин! — воскликнул Араун. — Покажись! Мирддин. От этого имени по спине Марха пробежал холодок. О Владыке Дорог говорили разное. Называли имя его отца — Морвран, который ужасен обликом настолько, что можно умереть лишь от взгляда на него. А сын этого чудовища — хозяин всех путей, и мире смертных, и в Аннуине… все труды Марха и Арауна — во власти Мирддина. А еще говорят, что Мирддин мудр настолько, что речь его — поэзия. И нелегко понять тайный смысл ее. В этом король Корнуолла уже убедился.
* * *
Перед Королями Аннуина возник высокий мужчина в дорожном плаще.
— Жаждут сраженья жестокие, плачут о потерях покорные, славы алчут властные, — произнес он вместо приветствия.
— Кем ты пришел к нам, Мирддин? — спросил Араун. — Врагом, другом, союзником? Тот рассмеялся:
— Покуда противник наш не спешит под Каэр-Невенхир, поведаю я вам презанятную повесть…Он уселся на придорожный камень (Марх был готов поклясться, что мгновением раньше никакого валуна здесь не было, — да и откуда взяться валунам на небесах?) и нараспев начал сказывать.
Кромка мести: Мирддин
Всевластна волшебница Керидвен, кипит колдовством Котел ее. Ужасен и жесток Морвран, свирепый сын мудрой матери. Три капли кипят в Котле Керидвен: миловидность, мягкость, мудрость для Морврана. Слугу заслал Гвидион, выкрал вор волшебное варево. Выплеснуто колдовство Керидвен. Сломана судьба Морврана. Из тех трех капель лепит Гвидион нового негодяя: слугу своего Талиесина. С кем сразитесь сегодня, властители? Встать ли вместе с вами?
* * *
— Так ты хочешь отомстить Гвидиону и Талиесину за своего отца? Это из‑за Гвидиона Морвран остался чудовищем, так? — нахмурился Марх. И почти сразу понял, что ошибается. Месть за отца — отнюдь не главная причина, по которой Владыка Дорог сейчас с ними. Они — все трое — воплощенный путь. Дороги из Прайдена в Аннуин и из Аннуина в Прайден. Поражение двух Королей будет страшной бедой для Мирддина: ведь перекрытый путь для него — всё равно что сломанная рука для человека. Или даже — перебитый хребет. А то, что враги Арауна и Марха — враги отца Мирддина, это вторая из причин, по которой он здесь. Только вторая.
Кромка битвы: Марх
Ждем. Ждем. Ждем. Скорей бы уже! Где эти сыновья Дон? Чародей на чародее, говорят… И их выкормыш Талиесин, всюду трубящий о своем могуществе, — если бы похвальба обращалась в оружие, он был бы неодолим. А так… посмотрим. Мне страшно. Страшно и — весело. Прежде сотни людей были носителями моей воли. Теперь армии нет. Теперь мое войско — я сам. Араун спокоен. Наклонил рогатую голову и о чем‑то разговаривает с нашим нежданным союзником. Н-да, я сейчас речь Владыки Дорог понять не смогу. Каждая мышца дрожит в ожидании. Копыта… а, так я сменил облик? когда? надо же, не заметил! — копыта нетерпеливо роют землю. Откуда земля — в небесной крепости? И где, наконец, Гвидион со своими?!
* * *
И словно в ответ раздалась песнь, исполненная гордости. Талиесин боевыми заклятьями пытался обессилить врага. Араун качнул рогами — и сила чар опала. Стало видно войско Гвинедда, поднимающееся к месту боя.
— Могучим — чародеи, добряку — дороги, — быстро кивнул королям Мирддин и запел: В
— Ну вот, — добавил Мирддин необычно просто, — теперь их замечательные, могучие, отлично вооруженные отряды сюда просто не пройдут. Здесь только чародеи: Гвидион, Аметон и Гофаннон и их ублюдок Талиесин. Вас двое, но, я думаю, силы примерно равны?
* * *
И — ударил дождь. Ударил со всей яростью и жестокостью, будто то была не стихия, а сотни, десятки сотен лучников, бьющих без останову. Дождь хлестал по сыновьям Дон… всего несколько мгновений, потому что Гофаннон выкрикнул что‑то — и навстречу струям ливня полетели сотни действительно стрел, перехватывая капли в полете.
— Неплохо для начала, — кивнул рогатой головой Араун, и тут же на Талиесина, замершего в начале заклинания, с небес ринулись две молнии? два оленьих рога? два копья? Копья ранили его и взмывали ввысь, чтобы обрушиться с новой силой. Из ран чародея полилась кровь.
— Подожди! — удержал Араун Марха, готового броситься на врагов. — Эти двое пока заняты. Посмотрим, что нам припасли другие.