Для победы хороши все средства! Аннуин будет нашим, и ради этого я готов пожертвовать всем! Аметон, брат мой, мы объединим наши силы, мы сотворим и обрушим на них чудищ невиданных, таких, что содрогнутся земля и небеса! Им не одолеть кошмар страшнее кошмара и смерть неотвратимее смерти!
Кромка риска: Араун
Как медленно длятся мгновения в бою. Каждое — длинною в жизнь. Гвидион с Аметоном поют. Еще пара вздохов — и на нас обрушится новая напасть. Мешать им я не стану: пусть их чудище обретет облик. Нет в мире ничего опаснее прерванного заклятия. Но и у меня есть эти два вздоха. Гофаннон, смертоносный дождь ты отбил, а как тебе понравится кинжал-трава? Покоси‑ка ее…Ага, допели. Змей? Всего лишь? Не может быть…Марх, будь осторожен: у него десятки жизней!
* * *
Вороной конь бросился на исполинского змея. Тот попытался скрутить его кольцами хвоста, но Марх увернулся, промчался к голове, ударом копыта размозжил череп… тварь на миг обмякла, но тотчас вскинула голову, сбрасывая с себя врага. Клацнули острые зубы — там, где еще миг назад был черный конь. Новый удар — голова змея бессильно повисает… лишь на вздох.
— Будь у тебя хоть тысяча жизней — я заберу их все!! — гневный человеческий крик вырывается из конской глотки, и яростный жеребец перекусывает шею врагу.
Кромка риска: Араун
Жаба. Черная. С когтями… по две дюжины на каждой лапе. Постарались сыновья Дон, ничего не скажешь. Знай я, что Гвидион осмелится дать облик тварям
* * *
Талиесин продолжал отбиваться от разящих с неба копий, Гофаннон пытался срезать всё растущую и растущую кинжал-траву, Марх в десятый? двадцатый? полусотенный? раз убивал бесящегося змея. Мирддин был безучастен, словно и не кипела битва вокруг. Впрочем, что мог Владыка Путей в схватках, сгрудившихся на одном пятачке земли? Араун с вызовом посмотрел на Гвидиона: дескать, и это — всё? Король Аннуина не собирался нападать. Он твердо знал: атакующий — уязвим. Гвидион запел. В гневе и ненависти он давал облик еще одному кошмару. Аметон не мог не помочь брату, но видно было, что готовность того презреть любые запреты и выпустить в мир любое зло — не по душе Аметону. Слишком не по душе. Тварь вышла огромной — на ее холке уместилось бы войско. Словно извивающиеся черви, тянулись бесчисленные шеи, на которых щерили зубы головы. Зловоние и омерзение. Торжествующий хохот Гвидиона.
* * *
— Дай ей проползти хоть шаг! — отчаянно закричал Мирддин, растеряв всю свою поэтичность. Араун, готовый к прыжку, замер. Тварь поползла на них — и тут Владыка Дорог выкрикнул:
— Дрянь, кань камнем на дно,
Кромка поражения: Гвидион
Они сейчас бросятся на нас. А мы — мы даже сдвинуться не можем. Стоит нам сделать хоть шаг — Мирддин скрутит нас, как слепых кутят! Всё, что движется, — в его власти…Всё, что
* * *
— Останови их, Мирддин!
— Не могу! Они не способны ходить, над ними нет моей власти!
— Но они идут!…Змей, в сотый раз поверженный Мархом, падает и более не шевелится. Черный конь, окрыленный победой, мчится навстречу ожившим деревьям.
— Марх, назад! Поздно. Он врывается в их ряды, и — его хлещут ветви, колют сучья, корни цепляют за копыта…
— Ма-арх! Араун наклоняет голову, и с небес бьют молнии — прямо в дуб и тис, предводителей воинства. И битва в Каэр-Невенхир на миг затихает……чтобы через мгновение ярость охватила деревья не здесь, не в месте поединков Могучих, а — по всему Аннуину и всему Прайдену. Вековые леса воют и гнутся безо всякого ветра. В Прайдене деревья падают на лесных людей, перебивая им ноги и спины. В Аннуине деревья выпрастывают из земли корни, топча домишки мудрых обитателей леса, хищно скаля выщербленные дупла и растопырив смертоносные сучья. Гвидион хохочет.