Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Я внимательно отнесся к тому, что, возможно, скрывала под собой необходимость любой ценой сохранить идею «рая», в то время как каждое из трех воспоминаний, фигурировавших при нашей первой встрече, представляло собой внезапное и болезненное расставание с матерью. Во всем прочем у меня было ощущение, что анализ проходит нормально. Тем не менее на ум часто внезапно приходил как предупреждение образ таблички, вроде тех, которые можно увидеть на вокзалах: «Один поезд может заслонять другой». Этот образ был тождествен мысли: «Одна травма может заслонять другую». Страдание пациента было связано с очень ранним травматическим состоянием, в котором он совсем не отдавал себе отчета. Это состояние никогда не получало символической репрезентации, не было осознано, поскольку ни в какой форме не было вписано в прошлое пациента; и все же, как сказал бы Винникотт, оно имело место.

Действительно, ко второму году анализа, по мере его прогресса, рай и чудесная мать постепенно начали менять цвет. Это началось с отмены вытеснения, посредством которого Серж сопротивлялся первому анализу: он вспомнил, как отец упрекал мать в связи с аварией. Задолго до аварии он неоднократно говорил ей, что нужно сменить шины автомобиля: они уже износились и стали совсем лысыми. Она этого не сделала. Пациент впервые подумал о том, что его мать была неосторожна, и чувство враждебности по отношению к ней в первый раз возникло в сеансе. С этого момента постепенно начала оформляться некая смутная идея. У Сержа было впечатление, что иногда упоминалось, будто его отец уходил из дома, когда ему самому было всего несколько месяцев или даже, возможно, во время беременности его матери. По-видимому, это продолжалось некоторое время – год или больше, – и Серж задавался вопросом, правда ли это. Он об этом понятия не имел, но твердо заверил меня, что его это не интересует; также он сказал, что его не интересует странная мысль, которую он считал игрой воображения, но которая иногда посещала его и немедленно им отбрасывалась: в то время его мать, видимо, пыталась покончить с собой. В семье это никогда не обсуждалось, ничто из этого не было проработано и с первым аналитиком. Серж, ободренный очень хорошими отношениями переноса – контрпереноса, набрался смелости расспросить об этом своих родителей. Его отец действительно покидал семью ради другой женщины; его мать впала в депрессию, и пациент/младенец был оставлен на попечение бабушки и дедушки с материнской стороны. Попытка самоубийства матери, хотя и оставалась по-прежнему весьма расплывчатой, с этих пор рассматривалась как реальность. Как сказал мне Серж, она наверняка имела место, когда ему было всего несколько месяцев от роду. Он был доволен, что набрался смелости провести расследование, тем более что все это не вызывало у него сильных эмоций. В любом случае, сказал пациент, ничто из тех событий его не касается: он был в то время слишком маленьким! И заключил с чувством убеждения, спокойствия и уверенности в себе: «Это не моя история».

Моя гипотеза состоит в том, что младенческая психика Сержа не смогла зафиксировать ни одно из этих событий в форме репрезентаций, не смогла создать мнесические следы. В определенном смысле Серж был прав. У меня сложилось впечатление, что здесь существует еще одна история, внеисторичная, которая не могла принять форму репрезентаций и воспоминаний.

Сеанс о «trousse»[40]

Ключом к первому фундаментальному изменению стал сеанс в конце третьего года анализа. Серж начал рассказывать мне, как он себя чувствует: в промежутке между окончанием работы и началом сеанса ему захотелось отправиться к проститутке:

С.: Так же, как я делал много раз… все же на этот раз я не захотел… Теперь я понимаю, что отправиться к шлюхе перед тем, как встретиться с аналитиком, это, несомненно, способ разрядить вне сеанса напряжение, которое следует сохранить для сеанса… [Молчание.]…Но я не знал, что делать… Я чувствовал растерянность… Я пошел в книжный магазин здесь, по соседству… Я купил много книг… потом поел торта… после этого немного поездил вокруг на машине… и оказался перед… [он назвал важное научное учреждение, в котором хотел получить очень серьезную должность]… Я знаю, что моя спортивная машина, или книги, или еда – все это связано с моей сильной потребностью обладать вещами… как профессорская должность… надо признать… это было ни к чему… Я все еще чувствовал себя странно… это была не тревога и не чувство одиночества… что-то более выбивающее из равновесия… страх, может быть… прежде всего тоска… что-то вроде боли…