Межконтинентальный узел

– Вы понимаете, сколько может стоить такого рода операция?

– Думаю, дорого.

– Франц, – Прошке обернулся к помощнику, следовавшему за ним неотступно, – пожалуйста, поинтересуйтесь, какие рейсы вылетают из города вечером… Их примерно двенадцать… Сделайте заказ на билеты… На наши имена… на все рейсы.

Кузанни и Степанов переглянулись: парень с хваткой.

– Вернемся к вопросу об оплате работы, – сказал Прошке.

– Я понимаю, что это дорого, – повторил Кузанни.

– Не просто дорого, мистер… А очень дорого…

– Я готов оплатить расходы. О билетах на самолете, аренде машин и номерах в отелях не говорю, само собой разумеется… Просьба не брать билеты первых классов, не арендовать «ягуары» или «роллс-ройсы» и не поселяться в отелях люкс.

Прошке поинтересовался:

– Как долго я должен топтать интересующих вас людей?

– Не знаю, – ответил Кузанни, взглянув на Степанова. – Пока не знаю.

– Если я потеряю их, это скажется на гонораре?

– Во что вы оцениваете работу? – спросил Кузанни.

– Я не знаю, каков уровень подготовленности объектов наблюдения…

Степанов убежденно ответил:

– Самый высокий.

Прошке сразу же поинтересовался:

– Имеете информацию?

– То, что у меня появится, будет вручено вам на аэродроме, когда вы передадите мистеру Кузанни снимки, сделанные на месте…

Кузанни со вздохом пояснил Прошке:

– Русский комплекс – избыточная подозрительность, ничего не попишешь…

– Ничего не попишешь, – согласился Прошке. – Что ж, сегодняшняя фотооперация – две тысячи, первые два дня нашего путешествия-погони будут стоить вам тысячу семьсот марок… Тысяча мне, семьсот Францу… За последующие дни я бы хотел получить по две тысячи пятьсот, это, конечно, много, очень много, но справедливо.

– Слишком дорого, – сказал Кузанни.

Степанов покачал головой:

– Нет, Юджин, это по правилам. Господину Прошке предстоит смотреть не за любовниками, он прав… Риск велик, мы не должны скрывать это, нечестно, а ничто так высоко не оплачивается, как риск…

– Где здесь можно поменять деньги на мелочь? – поинтересовался Кузанни. – Мне надо позвонить в Голливуд.

– В «Ля боке», – ответил Прошке. – Наменяют, сколько хотите.

В ресторане было пусто; усатый итальянец, подражавший основателю ресторана (тот сейчас купил дом на Корсике, хорошо заработал во время западноберлинского бума; вложил доллары в швейцарский банк, получает десять процентов годовых), лениво подошел к кассе, выгреб пригоршню пятимарочных монет, ссыпал их в карман Кузанни, определив на глаз:

– Вы мне должны девяносто бумажек; возможно, я потеряю на этом пять марок, а если выиграю, то сущий пустяк, пересчитывать – дороже.

– Вы выиграли десять марок, Карло, – меланхолично заметил Прошке. – Я подсчитал. Ссыпали ровно восемьдесят марок, хороший бизнес.

Кузанни и Степанов переглянулись; Кузанни чуть улыбнулся, подмигнув русскому: парень что надо; когда спустились в туалет, где было два автомата, один городской, а другой международный, Степанов заметил:

– Господин Прошке, если вы будете работать так же четко, как сейчас считали монеты, за исход дела можно не волноваться.

– Думаете? – Прошке зевнул, прикрыв рукой рот, сделавшийся круглым, как вход в тоннель. – Хорошо, если так. На самом-то деле Карло проиграл, сыпанул девяносто пять марок, но я не терплю штучек – деньги любят счет.

…В туалете было чисто, как в операционной; черный кафельный пол, голубые умывальники, хрустящие салфетки, фирменное мыло в маленьких коробочках, сделанных под черепаху; к счастью, никого из посторонних не было. Как медленно человечество постигает самые простые истины: зачем было платить деньги старухе, которая дремала здесь на стуле, собирая с посетителей пятьдесят пфеннигов, когда значительно экономичней врезать в кабинки замки с копилкой?!

Кузанни набрал голливудский номер продюсера Гринберга; тот, по счастью, был дома; разница во времени, там еще поздний вечер.

– Привет, Стив, это я.

– Ты уже в Берлине? – спросил Гринберг.

– Да.

– Ну и как?

– Может быть любопытно.

– Съемка скрытой камерой?

– Боюсь, что нет. Телевик. Но такие фото очень хорошо монтируются, Стив, это дает бо́льшую достоверность, чем киносъемка, да и потом здешних клиентов на камеру не снимешь, нет времени и, судя по всему, слишком рискованно.

– Тебе виднее. Во сколько это мне станет?

– Оплата их номера в гостиницах…

Прошке поднял палец:

– Нет, нет, двух номеров, пожалуйста! Франц храпит, и потом, я привык засыпать с женщиной.

Кузанни спросил Гринберга:

– Ты слышал?

– Да. Сколько это все будет стоить? Говори сумму, я отвечу тебе «да» или «нет».

– Ты ответишь «да», Стив.

– Сначала назови сумму, – повторил Гринберг.

– Это может стоить плюс-минус двенадцать тысяч долларов.

Прошке покачал головой:

– Неверно. А если интересующие вас люди полетят в Штаты? Чили? Или на Мадагаскар? Пусть переведет пятнадцать тысяч…

– Он говорит, что надо перевести пятнадцать тысяч, Стив.

– Нереально, – ответил Гринберг. – Максимум, на что я могу пойти, это шесть тысяч. Марка по-прежнему падает, так и так ему выгодно, он согласится…

Кузанни обернулся к Прошке:

– Мой продюсер готов уплатить шесть тысяч долларов.

Прошке покачал головой: