Межконтинентальный узел

...Тот человек, что спускался с ним в лифте, сидел рядом с шофером; обернулся к Кулькову, зажатому тремя крепкими людьми с незаметными лицами, и усмехнулся:

- А вы говорите, я вас с кем-то спутал, Г е н а... Ни с кем я вас не спутал...

Тот замотал головой, тяжело сглотнул шершавый комок в горле и сказал:

- Это какое-то недоразумение...

Славин вздохнул:

- Пока мы едем к нам, подумайте вот о чем... Вы задержаны за шпионскую деятельность... Это, надеюсь, вам ясно? Если не ясно, то подполковник Гаврилов, - он кивнул на соседа Кулькова, - разъяснит вам, оперируя статьями Уголовного кодекса...

- Ознакомьтесь с постановлением об аресте, санкционированным прокурором, сказал Гаврилов.

- Нет, зачем же, - прошептал Кульков, - я вам верю. Славин усмехнулся:

- На даче мы вас, кстати, тоже фотографировали, - когда вы паспорт из тайника брали... Перед вами стоит дилемма: либо вы сейчас же, сразу рассказываете все о том, что вам предстоит сделать для ЦРУ - то, что вы уже сделали, мы знаем, - либо завтра начнутся допросы и следователи будут отрабатывать эпизоды вашего дела для передачи в суд... Вы понимаете, что я говорю?

- Не очень, - ответил Кульков, почти не разжимая рта, и повторил: Произошло какое-то недоразумение...

- Будет вам, - пресек возражения Славин. - Не теряйте лица; Пеньковский вас верно учил: проигрывать надо достойно. Кульков покачал головой, подбородок его мелко трясся.

- Ни о каком шпионаже не может быть и речи... После встречи с вами в лифте я понял, что дальше молчать нельзя... Я решил приехать к вам и все честно рассказать...

- Вы хотели приехать к нам на самолете? Решили из Шереметьева прилететь на Лубянку? - поинтересовался Славин, не отводя взгляда от Кулькова.

"Только не торопись, - сказал себе Кульков, стараясь собрать воедино рвань метавшихся в голове мыслей, - надо выиграть время; теперь надо научиться бороться за каждую минуту, какое там - минуту, за долечку секунды надо сражаться; Юрс был прав; теперь все зависит от меня; если я буду вести себя верно, не сфальшивлю, операция "Либерти" будет осуществлена успешно; вопрос идет о жизни; ты должен успокоиться, ты обязан взять себя в руки, ты сотни раз представлял себе этот страшный момент, ты был к нему готов, а сейчас вдруг позволил себе сразу же рассыпаться, нельзя..."

- Послушайте, у вас нет валидола? - тихо спросил Кульков, давясь липкой слюной.

Человек, сидевший рядом, взял его запястье сильными пальцами, профессионально нашел пульс, начал считать удары, глядя при этом на светящуюся секундную стрелку своих часов.

- Пульс несколько учащен, - сказал он Славину, - но сердце работает без перебоев.

- Дайте ему валидол, - попросил Славин.

Человек достал металлический тюбик, высыпал на ладонь таблетки, положил одну из них в рот Кулькову, посоветовав:

- Держите под языком.

- Я знаю, спасибо, - ответил Кульков, по-прежнему не в силах справиться с мелкой дрожью, которая била подбородок. - Мой папа был врач, так что я с детства знаком с валидолом...

- Когда у вас следующий обмен информацией с ЦРУ? - спросил Славин. - И где?

- О чем вы?! Какой обмен?! При чем здесь ЦРУ?!

- Кульков, вы в состоянии говорить со мною серьезно? - снова спросил Славин. - Неужели вы думаете, что мы бы задержали вас без достаточных улик?

- Нет, нет, что вы! Я знаю, как у нас неукоснительно соблюдается социалистическая законность. Славин рассмеялся:

- Экий вы политграмотный... Я почему-то полагал, что вы не просто начнете сразу же говорить, но и внесете какие-то предложения, чтобы хоть как-то искупить вину...

- Вины нет, - возразил Кульков. - Была допущена ошибка, трагическая ошибка, но ни о какой вине нельзя и говорить... Жизнь соткана из случайностей, подчас совершенно ужасных... Мы подданные обстоятельств, которые сильнее нас...

- Как знаете. - Славин отвернулся от него.

"Шея крепкая, не иначе как спортсмен; такие люди лишены изыска в мышлении; надо держаться; его можно обыграть; соберись, - взмолился Кульков, словно бы обращался не к себе, а к какому-то другому человеку, - соберись же!"

Однако, когда машина въехала в тюремный двор и его ввели в комнату, совершенно без мебели, освещенную яркой лампой, свет холодный, какой-то бессловесный, таких ламп нет на воле, когда пришел человек в белом халате и вполне корректно, бесстрастным голосом предложил Кулькову раздеться догола, осмотрел полость рта, заглянул в уши, когда ему дали чужую рубашку, костюм, туфли, но без шнурков, он вдруг ощутил зияющую, провальную пустоту и мягко обвалился на пол.

В чувство его привели довольно быстро, и первый, кого он увидел склонившимся над собою, был тот, лысый, что встретил его у лифта, а потом брал в телефонной будке и мучил разговорами в машине; каждое слово таило какой-то потаенный смысл; рядом с ним стояли следователь и прокурор; лысый назвал их фамилии, но Кульков не запомнил, у него что-то случилось с памятью, слова словно бы проходили сквозь него, не задерживаясь в сознании...