Межпоколенческая коммуникация

Марья Андреевна. Маменька! Он мне очень не нравится. Я все для вас готова, все, что вам угодно, только не принуждайте меня замуж идти; я не хочу замуж. Я не пойду ни за кого.

Анна Петровна. ...Ведь ты не понимаешь, что говоришь! Ну, можно ли этакую вещь сказать: не пойду замуж! Это все только фантазии. Очень интересно быть старой девкой! А мне-то что ж, в богадельню, что ль, идти! Во-первых, ты, коли любишь мать, должна выйти замуж, а во-вторых, потому что так нужно. Что такое незамужняя женщина? Ничего! Что она значит? Уж и вдовье-то дело плохо, а девичье-то уж и совсем нехорошо! Женщина должна жить с мужем, хозяйничать, воспитывать детей, а ты что ж будешь делать-то старой девкой? Чулок вязать! Подумала ли ты об этом?

Марья Андреевна. Нет, маменька, я об этом не думала.

Анна Петровна. Ну, поди сюда, сядь подле меня! Поговорим с тобой хорошенько. Я сердиться не буду.

(«Бедная невеста», разговор матери и дочери о замужестве)

Одним из важных факторов в динамике коммуникационных взаимоотношений между дочерьми и матерями является раскрытие личной информации, самораскрытия или, наоборот, сохранение какой-либо информации в секрете. Поддержание баланса между раскрытием информации и сохранением секретов друг от друга является общепринятой формой регуляции общения. Секреты обычно сохраняются в тех случаях, когда риск связанный с раскрытием секрета слишком велик, а потенциальная уязвимость становится слишком высока (Derlega et al., 1993). Таким образом, можно представить себе континуум раскрытия информации в общении, в котором секреты можно описать как информацию, которая может быть раскрыта при обычных условиях, но которая скрывается, если оказывается, что раскрытие ведет к слишком угрожающим или позорным последствиям. При описании процесса коммуникации матери и дочери некоторые исследователи предпочитают говорить не о секретах, а о «редакторской» или «цензурной» обработке информации со стороны матери или дочери (Kraus 1989). Сохранение дочерью какого-либо секрета от матери, как правило, вызывает бурное негодование у матери, и может приводить к осложненному общению, с ярко выраженной позиционной иерархией:

Татьяна Никоновна. А ты думала перехитрить всех? Нет, уж нынче никого не обманешь. Скажи ты мне, сударыня, с чего это ты выдумала шашни-то заводить?

Оленька. Какие шашни?

Татьяна Никоновна. Да такие же. Ты у меня смотри, я ведь гляжу-гляжу да примусь по-своему.

Оленька. Что же вы со мной сделаете?

Татьяна Никоновна. Убью до смерти.

Оленька. Уж будто и убьете?

Татьяна Никоновна. Убью, своими руками убью. Лучше ты не живи на свете, чем страмить меня на старости лет.

Оленька. Не убьете, пожалеете.

Татьяна Никоновна. Нет, уж пощады не жди. Да я и не знаю, что с тобой сделаю, так, кажется, пополам и разорву.

Оленька. Вот страсти какие!

Татьяна Никоновна. Ты меня не серди, я с тобой не шутя говорю.

(«Старый друг лучше новых двух», диалог между матерью и дочерью)

В ответ на угрозы Татьяны Никоновны в связи с якобы имеющимся тайным любовнихом у Оленьки, дочь задает серию уточняющих вопросов и подает две саркастические реплики («Не убьете, пожалеете», «Вот страсти какие!»), которые совершенно не способствуют разрешению конфликтной ситуации. Примечательно, что подобное коммуникативное поведение строптивых дочерей мало в чем изменилось и в наши дни.

Данные исследований о самораскрытии и сохранении информации в секрете при общении взрослой дочери с матерью весьма противоречивы. Так, одними исследователями отмечается, что дочери в американском обществе весьма откровенны с матерями при обсуждении вопросов, связанных с сексом (Rafaelli et al. 2003), в то время как другие исследователи указывают на то, что дочери часто сохраняют в секрете информацию о своих подругах, о беременностях (Miller-Rassulo 1992), о состоянии здоровья (Fingerman 2001), а также о рискованном поведении, заключающимся в случайных сексуальных связях, а также употреблении алкоголя и наркотических веществ. (Miller-Day 2004). Впрочем подобные расхождения в оценках самораскрытий весьма характерны для описательных коммуникативных исследований, поскольку объектом работ обычно становится общение в лишь нескольких отобранных семьях и экстраполяция результатов на коммуникацию во всем обществе является не вполне правомерной.