Межзвездный скиталец

Wordsworth knew.	Вордсворт знал эту тайну.
He was neither seer nor prophet, but just ordinary man like you or any man.	Он был не ясновидящий, не пророк, а самый обыкновенный человек, как вы, как всякий другой.
What he knew, you know, any man knows.	То, что знал он, знаете вы, знает всякий.
But he most aptly stated it in his passage that begins	Но он необычайно талантливо выразил это в своей фразе, начинающейся словами:
"Not in utter nakedness, not in entire forgetfulness. .!!	"Не в полной наготе, не в полноте забвенья..."
Ah, truly, shades of the prison-house close about us, the new-born things, and all too soon do we forget.	Поистине тени тюрьмы окружают нас, новорожденных, и слишком скоро мы забываем!
And yet, when we were new-born we did remember other times and places.	И все же, едва родившись, мы вспоминали иные времена и иные места.
We, helpless infants in arms or creeping quadruped-like on the floor, dreamed our dreams of air-flight.	Беспомощными младенцами, на руках старших, или ползая на четвереньках по полу, мы вновь переживали во сне свои воздушные полеты.
Yes; and we endured the torment and torture of nightmare fears of dim and monstrous things.	Да, мы познавали муки и пытку кошмарного страха перед чем-то смутным, но чудовищным.
We new-born infants, without experience, were born with fear, with memory of fear; and memory is experience.	Мы, новорожденные младенцы без опыта, рождались со страхом, с воспоминанием страха, а в о с п о м и н а н и е е с т ь о п ы т.
As for myself, at the beginnings of my vocabulary, at so tender a period that I still made hunger noises and sleep noises, yet even then did I know that I had been a star-rover.	Что касается меня, то я, еще не начав говорить, в столь нежном возрасте, что потребность пищи и сна я мог выражать только звуками, -- уже в ту пору я знал, что я был мечтателем, скитальцем среди звезд.
Yes, I, whose lips had never lisped the word "king," remembered that I had once been the son of a king.	Да, я, чьи уста не произносили слова "король", знал, что некогда я был сыном короля.
More-I remembered that once I had been a slave and a son of a slave, and worn an iron collar round my neck.	Мало того -- я помнил, что некогда я был рабом и сыном раба и носил железный ошейник.
Still more.	Это не все.
When I was three, and four, and five years of age, I was not yet I.	Когда мне было три, и четыре, и пять лет, "я" не был еще "я".
I was a mere becoming, a flux of spirit not yet cooled solid in the mould of my particular flesh and time and place.	Я еще только с та новился; я был расплавленный дух, еще не застывший и не отвердевший в форме нынешнего моего тела, нынешнего моего времени и места.
In that period all that I had ever been in ten thousand lives before strove in me, and troubled the flux of me, in the effort to incorporate itself in me and become me.	В этот период во мне бродило, шевелилось все, чем я был в десятках тысяч прежних существований, это все мутило мое расплавленное "я", стремившееся воплотиться во м н е и стать м н о ю.
Silly, isn't it?	Глупо это все, не правда ли?