Мгновения Амелии

– Да ладно, – бросаю я, голос так и разит сарказмом и горечью. – А ты позвони издателю и скажи, что готов опубликовать третью книгу «Орманских хроник».

Нолан отступает, словно я его ударила.

– Это другое, – говорит он, – все не так просто.

– Почему нет? – Я верчу камень в ладони, пока он не высыхает и не пропадают маленькие узоры.

– Ты знаешь, что это другое.

– Я знаю, что тебе тяжело, потому что ты не определился, чего хочешь. Очевидно, ты не готов дальше работать с «Хрониками». Со мной все то же самое, Нолан. То же самое.

– Это не так, – протестует он, – ты позволяешь подруге распоряжаться своей жизнью, в то время как должна сама принимать решения.

– Дженна мертва, – бросаю я. Мне трудно произнести последнее слово. Теперь настала моя очередь обижаться. – Она не может указывать мне, что делать.

– Ты прекрасно понимаешь, что это только доля правды, – парирует Нолан. – Мертвые могут быть наделены большей властью, чем живые.

Я вздрагиваю, но не отвечаю. Он раздраженно отворачивается и хлюпает по воде к берегу и снятым кроссовкам. Я не иду за ним, даже когда он останавливается и складывает руки в ожидании меня. Продолжаю стоять на месте, и он поворачивает голову в мою сторону.

– Пошли, Амелия.

– Я не Уолли, – заявляю я, – не бегу на зов.

Он закатывает глаза и виновато улыбается. Между нами натягивается провисшая в воде нить.

– Амелия, пошли. Мне нужно тебе кое-что показать. Позволь… – он делает шаг мне навстречу и протягивает руку, – показать тебе Орманию.

Мне хочется взять его ладонь и отправиться за ним в волшебное место, вдохновившее на создание моих любимых книг, но вдруг он разобьет мою душу на кусочки? Вдруг кандалы станут еще тяжелее? Я получила то, за чем сюда приехала: его воспоминания о Дженне. Вероятно, этого достаточно, и мне не стоит спрашивать об Ормании и сто первом экземпляре. Возможно, Дженна, где бы она ни была, влияет на происходящее, и я оказалась здесь не по стечению обстоятельств. Поэтому мне не стоит привязываться к человеку, которого я потеряю.

– Я скоро уезжаю, – объявляю ему, ненавидя себя за каждое произнесенное слово. – Мне нужно вернуться в Техас. А осенью я уеду в Монтану. Затем закончу университет. Нолан, в их плане нет места для тебя. Вот так это, – я указываю на пространство между нами, – закончится. Не важно, какие фильмы мы просмотрели, в каких выдуманных школах учились, какие идиотские картинки рисовали. В итоге я уеду, а ты останешься, и наши отношения закончатся до того, пока нам станет больно.

Нолан наблюдает за мной, опустив взгляд на мою беспокойно вздымающуюся грудь и зажатые в кулаки ладони. Сделав три шага, он становится передо мной и дожидается, пока я посмотрю в его глаза.

– Нам уже было больно, – шепчет он и медленно тянется к моей руке, чтобы вывести меня из озера. – Что нам сделает еще один шрам?

Только на полпути в город я осознаю, что рядом со мной исчезла его боязнь воды.

Глава 12

Под жарким полуденным солнцем жизнь в городе замедляется. Мы проходим мимо магазинов, хозяева которых вывешивают таблички «Скоро откроемся» и закрывают на ключ входные двери; почти засыпающих детишек, которых за руку тянут родители; и подростков, заходящих в спокойные кофейни, в которых из скрипучих колонок доносятся голоса поющих вживую музыкантов.

Когда я все-таки беру Нолана под руку, он накрывает мою ладонь своей. Даже так я едва поспеваю за ним, а направляемся мы мимо книжного на другой конец города. Так далеко в Локбруке я еще не бывала. Мы подходим к небольшому холму, усеянному стоящими вплотную деревьями, отчего приходится отпустить друг друга и пробираться сквозь кроны.

В итоге мы подходим к низкому кованому забору. Кажется, если бы не возвели это ограждение, то снаружи пришли бы мертвецы со своими воспоминаниями.

Ормания расположена на кладбище?

Раньше они мне нравились. Мне нравились идеально чистые газоны, отчего их безупречность казалась подделанной. Мне нравилась мрачность, переплетенная с безмятежностью, что идеально подходило для размышлений или осознания, что жизнь не так уж проста.

Теперь же я их ненавижу. Они вызывают во мне ощущение холода и потери, а каждая могильная плита выглядит самостоятельным произведением с очередью из скорбящих.

Поэтому я замираю на месте. Нолан слегка тянет меня за руку, чтобы уговорить мои ноги пошевелиться.

– Все хорошо, – уверяет он, уж не знаю, кого из нас пытаясь обнадежить. – Пожалуйста?

Его просьба подталкивает меня пройти через низкую открытую калитку, и впервые я рада, что здесь нет Дженны или оставшейся от нее телесной оболочки.

Но кто здесь есть?