Мгновения Амелии

– Вода, – проговаривает он, – всегда вода. Я выглянул из окна на Тихий океан и увидел их, плещущихся на волнах. Я… – он делает глубокий вдох, – не впервые представил, как они тонут, но легче не становится. Я увидел, как их затянуло под волну и они исчезли. И, по совету психотерапевта, представил, что они появляются на поверхности в волшебном орманском каноэ и уплывают вдаль. Однако в тот раз каноэ разломилось и они снова утонули. Дважды меньше чем за пять минут.

Я поглаживаю его запястье большим пальцем. Слова будут лишними.

– Единственное, о чем я думал, стоя у того окна, как я вот-вот оторву от себя последнюю оставшуюся у меня частичку, связанную с ними, последний рассказ, и больше ничего не останется. Придется попрощаться с Орманией и попрощаться с ними. Больше я не смогу навещать их в лесах или замках, не смогу заглянуть к ним в гости, когда мне станет одиноко или грустно… или… – Он снова сердито выдыхает. – Боже, разве писатели не должны уметь подбирать слова? – Нолан выдавливает из себя смешок, который больше походит на всхлип.

– С разбитым сердцем? – предлагаю я. – Ты бы не смог заглянуть к ним, если у тебя будет разбито сердце.

Он кивает, отрывисто и однозначно.

– Да, Амелия. С разбитым сердцем.

Какое-то время мы продолжаем сидеть. У каждого разбито сердце. Колокольчики обращаются к моим голосовым связкам, призывая заговорить, отчего я произношу первое, что приходит в голову, как и много лет назад, когда подруга обнаружила меня возле Downtown Books.

– Дженна хотела, чтобы я стала преподавателем английского языка, – признаюсь я. – Она все спланировала. Прямо как на плакате. Мы должны были учиться в одном университете, посещать одинаковые факультативы и обязательные предметы… Названный ею «Великий план» хранился в ее комнате, подальше от любопытных глаз.

Нолан наклоняется, поглаживая рукой плиту Эмили.

– А ты не хочешь быть преподавателем?

Я подтягиваю к груди колени и легонько бьюсь о них головой.

– Не знаю, – бормочу я, – понятия не имею.

– Ну так не становись им, – отвечает он. – Стань кем-то другим. Кем захочешь.

– Но как мне понять, кем хочу быть? Такое впечатление, что все это уже поняли. Учатся на медиков, инженеров, морских биологов или на кого-то еще с серьезной специальностью. Я же хочу просто читать книги, фотографировать или найти лучший в мире сэндвич с ветчиной… Как такие желания можно превратить в карьеру?

Нолан молчит и свободной рукой водит по плите Эйвери.

– Есть миллион возможных способов рассказать историю, – начинает он. – Медики помогают людям жить дольше и продолжать собственные истории. Выпускники инженерных направлений повествуют о технологиях, которые зародились еще у пещерных людей с камнями и палками. Морские биологи складывают останки, пока не поймут, где проводили ночи киты и обитали рыбы в коралловых рифах. Рассказывать истории можно не только в письменном виде. Найди что-то свое, и тогда твоя история заиграет новыми красками.

Он снова замолкает, ветер и колокольчики создают меланхоличную симфонию, которая похожа на звук разбивающегося сердца. Я пытаюсь убрать с лица растрепанные ветром волосы, но, прежде чем отпустить мою руку, Нолан усиливает хватку, будто не хочет потерять меня.

– Прости, – извиняется он, – я не нарочно.

Соединяю наши ладони и с помощью свободной руки убираю с глаз волосы. Я плачу. По-моему, за последний месяц я пролила слез больше, чем за всю жизнь. Возможно, будь Дженна здесь, она бы передумала. Вполне вероятно, предвидь она, что я останусь одна, попросила бы меня разработать собственный план на будущее.

Решаю удержать эти мысли при себе.

– Ты единственная, помимо локбрукцев, кто знает о сестрах, – говорит Нолан. – Нам удалось скрыть эту историю от СМИ, даже когда книги стали популярными и вокруг начали появляться разнюхивающие репортеры; однако спасибо Вэл, которая всех распугала до чертиков.

В его утверждении и усиливающейся хватке таится вопрос. Парень хочет удостовериться, что, даже если с неба станут падать звезды, если разрушатся наши реальная и выдуманная дружбы, я не проговорюсь и не продам по самой высокой цене новость СМИ.

Нолан хочет удостовериться, что он в безопасности.

И несмотря на то, что мой порыв чрезвычайно неуместен, ведь мы сидим возле могил его сестер, а нас окутывает аура присутствия моей умершей подруги, я оставляю поцелуй на щеке Нолана Эндсли.

Он замирает, а мне кажется, что я совершила ошибку и неправильно поняла наше держание за руки и проведенную вместе ночь на полу книжного магазина. Мое лицо краснеет от стыда, и я пытаюсь отодвинуться от него.

– Прости, – бормочу я.

Но Нолан поворачивает ко мне голову и опускает руку мне на затылок. Мы бесконечно долго смотрим друг другу в глаза, и чем дольше длится зрительный контакт, тем больше пропадает желание моргать, и поджимаются пальцы в ботинках. Воздух между нами потрескивает электрическими разрядами, а связывающая нас нить натягивается почти до разрыва.