Мгновения жизни отца народа

внесет! – и сотой доли того, что уже дал Лаврентьев. - Берия помолчал, а

406

потом с некоторой тяжестью в голосе резюмировал. - Товарищ Махнев. У нас

сейчас в атомном проекте быстро вьет себе гнездо клан научной серости, а

Лаврентьев хотя и выдающийся талант, но он простой русский парень - он

безответный. И если мы его не защитим, то эта научная серость, которая из

четырех действий в арифметике помнит только, как отнимать и делить, это

быдло его обворует, а самого его «сожрет».

Для того, чтобы закончить университет за четыре года, Олег

должен был «перескочить» с первого курса на третий, для чего у министра

высшего образования было получено разрешение на свободное расписание и

посещение занятий первого и второго курса одновременно. Кроме того, Лаврентьеву была предоставлена возможность заниматься дополнительно с

преподавателями физики, математики и английского языка. От физика ему

пришлось вскоре отказаться – физик был слаб, а с математиком, Александром Андреевичем Самарским, у Олега сложились очень хорошие

отношения. Ему он считал себя обязанным не только конкретными знаниями

в области математической физики, но и умением четко поставить задачу, от

чего в значительной степени зависело ее успешное и правильное решение.

С Самарским Олег провел расчеты магнитных сеток

термоядерного реактора, были составлены и решены дифференциальные

уравнения, позволившие определить величину тока, проходящего через

витки сетки, при котором сетка защищалась магнитным полем этого тока от

бомбардировки высокоэнергетичными частицами плазмы. Эта работа, законченная в марте 1951 года, дала начало идее электромагнитных ловушек.

Приятной неожиданностью для Лаврентьева был переезд из

общежития на Горьковскую набережную, в трехкомнатную квартиру на

седьмом этаже нового большого дома. Махнев предложил перевезти в

Москву мать, но она отказалась, и вскоре Олег предложил заселить одну из

комнат своей квартиры – жилья в то время сильно не хватало.

В начале мая 1951 г. был наконец решен вопрос о допуске

Лаврентьева к работам, проводившимся в Институте атомной энергии

группой И.Н. Головина. Его экспериментальная программа выглядела

довольно скромной, поскольку Олег хотел начать с малого - с сооружения

небольшой установки, но рассчитывал в случае быстрого успеха на

дальнейшее развитие исследований на более серьезном уровне. Руководство

отнеслось к его программе одобрительно, поскольку не требовались

значительные средства для ее начала, а Махнев даже называл эту программу

«грошовой».

Был Сталин, был Берия, и в СССР было, кому защитить молодых

советских ломоносовых и кулибиных.

2 июля 1951,

Москва, кабинет Маленкова,

вечер.

Маленков был чертовски занят, а его помощник Суханов привел в

кабинет пришедшего к Маленкову на прием какого-то подполковника

407

госбезопасности Рюмина с дурацкими обвинениями министру МГБ

Абакумову. Рассерженный отвлечением от срочных дел, Маленков заорал на

Рюмина.

- Да ты понимаешь, кого обвиняешь?! Да ты не только партбилета

лишишься, ты в лагерях сгниешь!

- Товарищ Маленков, я все же считаю, что его нужно выслушать, -

не обратил внимания на гнев шефа Суханов.

- Говори! – недовольно разрешил Маленков.

Рюмин начал взволнованно и фанатично:

- Да, товарищ Маленков, я считаю, что Абакумов создал

преступную организацию еврейских террористов и эти террористы

действуют при его пособничестве…

Маленков злобно хлопнул ладонью по столу.

- Ну, хоть один факт у тебя есть?!

- Ну, выслушайте меня…, - взмолился Рюмин.

- Говори! Но только факты, а не этот антисемитский бред!

- Я вел следствие по делу врача-еврея, профессора Этингера. Он

был арестован за антисоветскую пропаганду – ну, вместе с сыном болтали

про товарища Сталина…

- Да знаем мы об этом, Абакумов прислал в ЦК протоколы

допросов, - недовольно скривился Маленков.

- Так вот, этот Этингер вдруг берет и признается на допросе, что

неправильным лечением убил товарища Щербакова за то, что тот был

антисемитом.

Маленков опешил.

- Ты этого Этингера что – бил?

Рюмин, стуча себя в грудь, поклялся:

- Да я его пальцем не тронул, грубого слова не сказал. Я про

Щербакова вообще ничего не знал – не знал даже, что его Этингер лечил. Я

просто так сказал, что они, евреи, только болтать горазды, а он на меня вдруг

окрысился – мы вас, антисемитов, под корень изведем, ну и вот это про

Щербакова вывалил. Я тут же позвал полковника Леонова – это начальник

следственной части, а тот Абакумова, и мы втроем еще раз допросили

Этингера, и тот все подтвердил.

- А как он Щербакова убил?

- Щербаков лежал в больнице под Москвой и там у него случился

инфаркт, и этот Этингер инфаркт определил, но ничего Щербакову не сказал

- не сказал, что нужно лежать и не шевелиться. А вместо этого посоветовал 9