Мы снова отправляемся на поиски, рискуя аккумуляторами наших телефонов, и роемся во всех шкафах, столах и ящиках, какие только попадаются. Наконец –
– Чем бы ты сейчас занималась, если бы не оказалась здесь? – спрашивает Квинт.
– Спала.
– Серьезно? Еще даже не полночь.
– Я, скорее, жаворонок.
– Почему-то меня это не удивляет.
Квинт садится на импровизированную кровать и, скатав пару полотенец, подкладывает их под спину вместо подушки. Поколебавшись немного, я устраиваюсь напротив, лицом к нему. Мы сидим достаточно близко друг к другу, чтобы это могло показаться интимным, особенно при тусклом свете фонарика, но достаточно далеко, чтобы меня это так уж смущало.
– Ладно, – говорит он, – а если бы ты не спала, чем бы тогда занималась?
– Не знаю. Планировала гала-вечер? Проверяла, все ли предусмотрено?
Квинт цокает языком, словно выказывая недовольство.
– Тебе никогда не приходило в голову, что ты слишком усердствуешь?
Я морщусь:
– Да, Джуд мне постоянно об этом напоминает. Но я ничего не могу с собой поделать. Всегда можно добиться чего-то большего, и я не хочу довольствоваться малым, понимаешь? Зачем быть посредственностью? Впрочем, мне бывает трудно понять, когда пора остановиться, когда уже хватит, или как расставить приоритеты. Как этим летом. Я так сосредоточилась на Центре, что совсем забросила наш проект по биологии.
– Я как раз думал об этом. – Глаза Квинта поблескивают. – И уже надеялся, что ты о нем забыла.
– Нет конечно, не забыла. Я все еще хочу сделать что-то необычное. На самом деле я думала, что мы могли бы использовать гала-вечер в качестве реального примера того, как экотуризм помогает сохранению окружающей среды. Но мне нужно привнести в это больше науки, что ставит меня в тупик. И тогда я откладываю проект в сторону и опять сосредоточиваюсь на Центре и фандрайзинге… хотя знаю, что, затягивая с этим, я просто создаю себе еще больше проблем.
– Что? Ты?.. Подожди. – Квинт заговорщически наклоняется ко мне. – Ты хочешь сказать, что Пруденс Барнетт…
Он произносит это как ругательство, и его лицо выражает крайнее изумление.
Эта излишняя драматизация вызывает у меня приступ смеха, но в то же время вносит и толику беспокойства, когда я понимаю, что до пересдачи проекта остается всего несколько недель.
– Ни в коем случае, – решительно говорю я. – Просто я провожу… огромное количество исследований.
– Ага, конечно. – Он подмигивает мне, заставляя мое сердце исполнять беспорядочное барабанное соло. – Только если ты согласишься с тем, что, когда прокрастинирую
– Я не прокрастинирую. Этого слова нет в моем лексиконе. Но признаю, что глупо тратить время на написание доклада о спасении дикой природы, когда я могу… реально помогать спасению дикой природы.
Он широко улыбается:
– Не могу не согласиться.
Его слова наводят меня на мысль. И как же она раньше не приходила мне в голову?
Я вспоминаю, как в начале лета пыталась обратить кармическое правосудие на Квинта. Когда он отказывался помочь с проектом по биологии, потому что у него
Вот почему мои попытки не увенчались успехом. Вместо того чтобы наказывать его, мироздание его вознаграждало. Высокой оценкой мистера Чавеса. Двадцатидолларовой банкнотой.
И все это время я не замечала того, что было прямо передо мной. Но мироздание видело. Мироздание знало.
– Что? – спрашивает Квинт, и я понимаю, что внимательно рассматриваю его.
Я краснею и качаю головой.
– Ничего. Просто задумалась.
Мне не сразу удается вспомнить, о чем мы говорили.
– Во всяком случае, не пойми меня неправильно. Я все еще считаю очень важным, чтобы мы переделали доклад и исправили оценку. Если я собираюсь поступить в один из лучших колледжей, мне нельзя снижать средний балл.
– И куда ты хочешь поступать?
– В Стэнфорд, – без колебаний отвечаю я. – Или в Беркли. В обоих этих университетах очень хорошие школы бизнеса.
Он корчит гримасу:
– Бизнес? Ты, наверное, искала самые скучные специальности, и эта даже скучнее политологии.