Я крепко зажмуриваюсь, хотя и стою спиной к Квинту.
– Куда делась твоя одежда?
На мгновение воцаряется тишина, а потом… Квинт заходится от хохота. Его смех нарастает и не прекращается. Я хмурюсь, прислушиваясь к его гоготу, завываниям, судорожным вдохам.
Вскоре мое удивление и смущение сменяются тихим бешенством.
Собравшись с духом, я поворачиваю голову ровно настолько, чтобы взглянуть на него через плечо. Квинт как будто ничего не замечает. Он привалился к стене и никак не может отдышаться. Смех довел его до слез. В прямом смысле.
– Извини, – выдыхает он, как только ему удается взять себя в руки. – Просто… твое лицо! Господи, Прю. – Он вытирает слезы. – Прости. Я не хотел тебя пугать. Но… я имею в виду, ты ведь раньше видела парней с голым торсом, верно? Ты же бываешь на пляже?
– Это совсем другое! – Я топаю ногой. Капризно. По-детски. Мне все равно.
На лице Квинта все еще отражается веселье, но, по крайней мере, он больше не смеется надо мной.
– А чем это отличается? – Он явно поддразнивает меня.
«
Я откашливаюсь.
– Это просто от неожиданности. Все в порядке. Я в порядке.
– У тебя не останется травмы на всю жизнь?
– Время покажет.
Я поворачиваюсь к нему, но не могу заставить себя посмотреть ему в глаза. Вместо этого я перевожу взгляд на сатирический плакат «Челюстей».
– Так куда же делась твоя одежда?
– Она в сушилке. Я как раз поднимался наверх, чтобы захватить для нас волонтерские футболки.
О-о! Сушилка! Я с облегчением встречаю такое рациональное объяснение. Мы ежедневно пользуемся стиральной машиной и сушилкой для одеял и полотенец животных, но мне не приходило в голову использовать их и для
– Верно. Хорошая идея.
Квинт протягивает мне полотенце, и я тоже принимаюсь вытирать волосы.
– Пойду, принесу футболки. – В его голосе все еще слышны отзвуки смеха.
Он поднимается по лестнице.
Я иду в маленькую кладовку, где стоят стиральная машина и сушилка, и закрываю за собой дверь. Стянуть с себя мокрые джинсы и футболку – все равно что содрать вторую кожу. Бюстгальтер и трусики тоже влажные, но это можно пережить. Я бросаю свои вещи в сушилку. Они падают на рубашку и джинсы Квинта. Боже, как странно это выглядит. Я снова заливаюсь краской.
Я беру с полки чистое полотенце и обматываю его вокруг себя как саронг. Потом включаю сушилку и просто стою, вслушиваясь в грохот барабана, не зная, что делать дальше. Я не собираюсь расхаживать вокруг Квинта в одном полотенце, но пройдет не меньше получаса, прежде чем наша одежда высохнет.
Стоит только мне подумать об этом, как мигают лампочки на потолке.
Я поднимаю глаза.
Лампочки опять мигают – и гаснет свет.
Я погружаюсь в такую густую тьму, что кажется, будто меня засосало в черную дыру. Сушилка останавливается. Наша тяжелая, влажная одежда с глухим стуком падает в барабане в последний раз. Опускается зловещая тишина, нарушаемая лишь настырным шумом дождя и редким недовольным лаем животных.
– Пруденс?
Придерживая полотенце, я приоткрываю дверь и выглядываю в коридор. Квинт идет ко мне, подсвечивая дорогу фонариком телефона. К счастью, он уже в рубашке, но полотенце все еще обмотано вокруг бедер.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Ага. Электричество…
– Я вижу. Вот, держи. – Он протягивает мне желтую футболку.
– Здесь есть генератор?
– Не думаю.
Я ныряю обратно в кладовку и тоже включаю фонарик на телефоне. Он освещает маленькую комнату слабым белым светом, пока я натягиваю футболку и завязываю полотенце на талии наподобие юбки.
Я морщусь. Можно, конечно, обмотать полотенце вокруг бедер, но тогда сбоку останется зазор. Не могу же я выйти в таком виде.
И тут я вспоминаю, что рядом со стиральной машиной лежит стопка одеял. Я сбрасываю полотенце и беру одеяло. На душе становится легче, когда ткань полностью прикрывает бедра и спадает ниже лодыжек. Одеяло пахнет рыбой и морской водой, но это и неудивительно, ведь обычно оно валяется в вольерах с животными. Не так давно я бы с отвращением отнеслась к такому наряду, но сейчас просто благодарна ему. К тому же я часто работаю в прачечной в конце смены, поэтому знаю, что полотенца и одеяла регулярно стирают.
Я беру телефон и открываю дверь.
– И что теперь? – спрашиваю я, прежде чем вижу, что в руках у Квинта мой рюкзак.
– Ты уронила его в вестибюле. – Он протягивает мне рюкзак. – Я не знал, вдруг он тебе понадобится.
– Спасибо. – Я забираю рюкзак, но Квинт выглядит встревоженным.
– Что случилось?
Он откашливается и протягивает мне кое-что еще. Вернее, два конверта. Бледно-желтый, надорванный; и белый, набитый долларовыми купюрами.
– Они вывалились.
Я сглатываю.
– Деньги для моих родителей…