– Привет, Майя! – Квинт сияет. – Пришла помочь? – Он протягивает ей мешок для мусора.
На ее лице мелькает неуверенность, но она быстро скрывает ее за улыбкой… хотя и без особого энтузиазма.
– Вообще-то у меня есть вопрос.
– Валяй. – Квинт откладывает мешок в сторону и подходит к ней. Словно его втягивает в ее орбиту.
Я ощетиниваюсь и тут же начинаю злиться на себя за это.
– Я потеряла кое-что недавно, на вечеринке у костра. – Она заламывает руки. – И вот подумала, может, кто-то из ваших волонтеров подобрал.
– Что именно?
– Сережку. С бриллиантом.
Я отвлекаюсь на другую коробку, снимая клейкую ленту.
Конечно, именно поэтому она здесь. Не для того, чтобы помочь, а чтобы узнать, не нашлась ли ее пропавшая драгоценность.
Странно, но меня утешает мысль о том, что она здесь не для того, чтобы помочь с уборкой. Я знаю, что не должна испытывать таких чувств, но до сих пор потрясена тем, как мило она вела себя утром с Джудом и Ари. И трудно примирить это с моими туманными воспоминаниями о вечеринке у костра.
– О, облом, – сетует Квинт.
Он знает – мы все это знаем, – насколько маловероятно, что пропажа обнаружится. Песок находится в постоянном движении. И такая маленькая вещица, как сережка, может затеряться и исчезнуть в течение нескольких часов, унесенная в море или похороненная до конца времен.
Но… что-то мне подсказывает, что с сережкой Майи такого не случилось. Хотя я не могу знать наверняка, у меня такое чувство, что сережку подобрала та старушка, которую я встретила вчера. Я не разглядела находку, но помню, как она искрилась на солнце.
Я скручиваю клейкую ленту и бросаю ее в мусорный бак рядом с палаткой.
Комок отлетает рикошетом и падает на песок.
Я недовольно фыркаю.
По крайней мере, это хороший повод не смотреть на Майю. Я знаю, что у меня на лице написано чувство вины, даже если… я ничего не
– Мне очень жаль, – говорит Квинт. – Я не припомню, чтобы кто-то сдавал что-то подобное. Эй, Пруденс?
Я застываю на полпути к мусорному баку.
– Никто не приносил сережку?
– Вот такую, – добавляет Майя, вынуждая меня посмотреть ей в глаза. В руке у нее маленькая коробочка, а внутри – одинокая сережка. Бриллиант-солитер в изящной золотой оправе филигранной работы. Бриллиант крупный. Крупнее, чем камень на обручальном кольце моей мамы.
Но что меня поражает в этой сережке, так это ее замок. Он защелкивается, закрывая петлю, что предотвращает выпадение серьги.
У меня есть пара сережек с таким замком, и я знаю, что их практически невозможно потерять, если только рычажок не сломается.
Если только карма не пожелает этого.
– Э-э, нет, – лепечу я с виноватой улыбкой. – Не видела ничего подобного.
– Я могу предупредить добровольцев, чтобы они имели в виду, – предлагает Квинт. – Где ты была, когда потеряла ее?
– Вон там, у скал, – говорит Майя. – Пожалуйста, дай мне знать, если кто-нибудь ее найдет. Эти серьги принадлежали моей бабушке. Они были…
Она замолкает, и мои плечи напрягаются. Ее голос дрожит, когда она продолжает:
– Она умерла в прошлом году, и это ее последний подарок, и… я просто… я приходила сюда почти каждый день после той вечеринки, искала…
Чувство вины царапает горло.
Но я не сделала ничего плохого. Она сама виновата, что потеряла сережку. Это карма!
– Конечно, одна у меня осталась на память. Уже кое-что, – говорит Майя со слабой улыбкой. – Но все-таки не то.
– Мне очень жаль, – говорит Квинт. – Я дам тебе знать, если что-нибудь выяснится.
– Спасибо, Квинт. – Она выдерживает паузу, переводя взгляд на меня.
– Еще хотела сказать… Видеть, как вы работаете вместе и, судя по всему, не замышляете поубивать друг друга –
Квинт ухмыляется, глядя на меня.
– Ага. И у нас тоже.
– Что ж, это вдохновляет, – говорит Майя и, к моему удивлению, берет мешок для сбора мусора. – Тогда, наверное, пойду выполнять свою часть работы?
Она идет вдоль берега, в сторону скал. Я долго смотрю ей вслед и вижу, как она нагибается, поднимает скомканный голубой флаер и бросает его в мешок.
– Черт, – говорит Квинт. – Это ужасно – потерять что-то настолько памятное. Мой дедушка подарил мне старый бейсбольный мяч, подписанный всей командой «Лос-Анджелес Доджерс» в 1965 году. Если бы с ним что-нибудь случилось, я бы себе этого не простил.
Я делаю глубокий вдох, чтобы избавиться от тяжести в груди.
– Ага. Ужасно.
– Простите, вы – Пруденс Барнетт? – Я оборачиваюсь и вижу мужчину в джинсах и голубой толстовке с надписью «Фортуна-Бич». На шее у него висит массивная фотокамера.
– Да, это я.
– Привет, я – Джейсон Нгуен из «Кроникл». Мы вчера говорили по телефону.
– О, да! Привет! Спасибо, что пришли.
– Как можно пропустить такое событие! С удовольствием напишу продолжение этой истории, чтобы поместить в завтрашний номер газеты. А потом, может, подготовим более подробный репортаж о Центре для следующего воскресного выпуска. Вы не против, если я задам несколько вопросов?