Мгновенная карма

Леннон поднимает голову, встает на все четыре ласты и ковыляет ко мне. Он выглядел таким крошечным на пляже, и я знаю, что он пока еще не набрал веса здорового морского льва, но сейчас кажется заметно подросшим и окрепшим. Его голова, когда он вот так вытягивается во весь рост, почти доходит мне до пояса. Он тыкается в меня носом, подергивая черными усами, и…

О, я ничего не могу с собой поделать. Я перегибаюсь через перегородку, чтобы погладить его по макушке. Он упирается головой мне в ладонь.

– Боже, какой же ты мягкий. – Я впервые прикасаюсь к морскому животному, и, хотя знаю, что на них охотятся из-за меха, который превращают в роскошные шубы, только теперь понимаю почему. Кому же не хочется завернуться во что-то столь шелковистое и мягкое? Конечно, подобные рассуждения отчасти роднят меня с Круэллой де Виль, но я отмахиваюсь от этой мысли.

– Не волнуйся. Я не стану шить из тебя куртку. В любом случае, здесь никогда не бывает так уж холодно.

Леннон отступает назад и, к моему изумлению, поднимает один ласт и быстро потряхивает им.

– Не может быть, – выдыхаю я. – Ты только что помахал мне?

Он снова тычет в меня носом. Я смеюсь, лаская его, на этот раз безо всяких оговорок, и с удивлением обнаруживаю, что прослезилась от эмоций.

– Я тоже рада тебя видеть. Кажется, дела у тебя гораздо лучше, чем вчера.

Сердце, как воздушный шар, расширяется и раздувается, пока ему не становится тесно в груди.

Я никогда по-настоящему не любила животных. Даже ту песчанку.

Но подумать только! Я внезапно, необъяснимо влюбилась в этого большого ластоногого детеныша.

Я рассматриваю его внимательнее – на пляже времени на это не было. Грудь у него почти золотистая, а голова и спина темнее, как состаренная бронза. Усы у него короче, чем у большинства тюленей, а между глаз заметна россыпь белых пятнышек. Как и у других пациентов, у него теперь есть выбритые на шкурке символы – две черточки и стрелка, указывающая вверх. Я не знаю, что это значит.

Раны на его теле выглядят не так страшно теперь, когда их промыли. Он, может, и пострадал, но выглядит гораздо лучше, чем некоторые животные на фотографиях Квинта.

К тому же он просто красавец. Самый красивый морской лев, которого я когда-либо видела.

Я демонстративно бросаю взгляд на тюленя в соседнем вольере, прежде чем наклониться к Леннону и прошептать:

– Не говори никому, но ты – мой любимчик.

Он несколько раз кивает головой вверх-вниз, как будто для него это не новость. Затем начинает кружить по своему скромному жилищу, осматривая одеяло в углу, сливную канавку, маленькую ванну с водой. Он кажется мне не по возрасту развитым, и я думаю, что он не задержится здесь надолго. Очень скоро его переведут во двор, где он подружится с другими животными.

Я вздыхаю.

В первые дни работы в Центре я была уверена, что нет ничего труднее, чем смириться с запахом рыбы, который пропитывает воздух, стены и – к концу дня – волосы и одежду. Но нет, я ошибалась.

Гораздо труднее сдерживать чувства и не привязаться к животным. По крайней мере, теперь я это понимаю. Забавно, что я не видела в этом никакой проблемы, когда все они были для меня просто незнакомыми существами из океана. Это было похоже на ежедневное посещение зоопарка. Можно остановиться и понаблюдать за любимым животным, но довольно скоро становится скучно, и хочется пойти перекусить.

Но с Ленноном все совсем не так. Я привязалась к нему.

Не разговаривайте с животными, просят нас. Не играйте с ними. Старайтесь, по возможности, избегать даже зрительного контакта. Им нельзя полагаться на людей. Нельзя становиться зависимыми.

Но, несмотря на то, что мне это известно, несмотря на то, что все серьезно относятся к соблюдению этого правила, я чувствую в сердце искру неповиновения.

Отойдя от вольера, я оглядываю коридор. Время обеда. У большинства волонтеров перерыв. Роза и Шона где-то поблизости и, вероятно, доктор Джиндал тоже, но сегодня я не видела никого из них.

Убедившись, что на этаже нет людей, я наклоняюсь и откидываю щеколду на калитке. Она распахивается с легким скрипом.

Я захожу в вольер, и Леннон взволнованно лает.

Я успокаиваю его мягким движением рук. Он тут же ковыляет ко мне и пытается укусить за палец.

– Эй, так дело не пойдет, – говорю я, убирая руки за спину. – У меня нет для тебя рыбы.

Хотя он, без сомнения, чует ее запах на моих пальцах.

– Извини. Надо было принести тебе что-нибудь. В следующий раз, ладно?

Я закрываю за собой калитку и опускаю щеколду. На кафельном полу небольшие лужицы, оставшиеся после мытья Леннона, но мне все равно. Прислонившись спиной к стене, я соскальзываю вниз и сажусь рядом с ним.

Он копирует мои движения, поворачиваясь и упираясь задом в стену. Я смеюсь. Этому парню впору выступать в цирке. Может, мне стоит вытащить его отсюда, и мы станем знаменитым дуэтом? Я буду петь в караоке песни «Битлз», а он показывать трюки. Это был бы хит сезона!

– Если бы только ты был моржом, – говорю я, поглаживая его шею. И, радуясь своей находчивости, напеваю шепотом: – Ку-ку-ка-чу[54].