Мягкая мощь. Как я спорил с Бжезинским и Киссинджером

В отличие от Британии, Рим пал не в результате создания новой империи, а в результате внутреннего разложения и смерти от тысячи порезов со стороны различных варварских групп. В главе 4 мы увидели, что, хотя внутренний распад возможен, ни одна из часто упоминаемых тенденций не указывает на него в настоящее время. В начале века, несмотря на угрозы террористов, американцы настроены как позитивно, так и реалистично. Первоначальная реакция на сентябрь 2001 года была воодушевляющей.

Общественность не перешла к изоляционизму, а Конгресс и администрация ограничили свои односторонние действия. Общественность также реалистично оценивает пределы американской мощи и выражает готовность поделиться ею. «Если 28 % считают, что Америка останется главной мировой державой в ближайшие 100 лет, то 61 % полагает, что США разделят этот статус с несколькими другими странами. (Менее чем каждый десятый считает, что США перестанут быть ведущей державой)». Значительное большинство опрошенных выступает против чисто одностороннего подхода. «Более двух третей населения в принципе против того, чтобы США действовали за рубежом в одиночку, без поддержки других стран». Американская общественность, похоже, интуитивно чувствует, что такое «мягкая сила», даже если этот термин ей незнаком.

С другой стороны, исключить варваров становится все труднее. Драматически снижающаяся стоимость коммуникаций, рост транснациональных доменов (в том числе Интернета), преодолевающих границы, дедемократизация технологий, в результате которой огромная разрушительная сила (некогда принадлежавшая исключительно государствам) оказывается в руках групп и отдельных людей, — все это говорит об исторически новых измерениях. В прошлом веке такие люди, как Гитлер, Сталин и Мао, нуждались в силе государства, чтобы творить великое зло. «В XXI веке такие мужчины и женщины будут в меньшей степени, чем в XX, связаны рамками государства и в меньшей степени будут вынуждены приобретать промышленный потенциал, чтобы сеять хаос… Очевидно, что порог, позволяющий небольшим группам или даже отдельным лицам наносить массовый ущерб тем, кого они считают своими врагами, резко снижается». Противодействие таким террористическим группам должно быть одним из главных приоритетов. Национальная оборона приобретает новое значение и новый смысл и потребует разумного сочетания жесткой и мягкой силы. Если такие группы произведут серию событий, связанных с еще большим разрушением и дезорганизацией общества, чем это произошло в сентябре 2001 г., то отношение американцев может кардинально измениться, хотя направление этих изменений трудно предсказать. Возможно, вернется изоляционизм, но не менее вероятна и более активная вовлеченность в мировые события.

При прочих равных условиях Соединенные Штаты имеют все шансы вновь стать ведущей державой в мировой политике в XXI веке и далее. Этот прогноз зависит от предположений, которые можно сформулировать. Так, например, предполагается, что в долгосрочной перспективе сохранится продуктивность американской экономики, что американское общество не будет разлагаться, что США сохранят свою военную мощь, но не станут чрезмерно милитаризованными, что американцы не будут настолько односторонними и высокомерными в своей силе, чтобы растратить значительный фонд «мягкой силы», что не произойдет какой-то катастрофической серии событий, которая глубоко изменит американские взгляды в изоляционистском направлении, и что американцы будут определять свои национальные интересы широко и дальновидно, с учетом глобальных интересов. Каждое из этих предположений может быть подвергнуто сомнению, но в настоящее время они представляются более правдоподобными, чем их альтернативы. Если эти предположения оправдаются, то Америка будет оставаться номером один, но даже в этом случае в глобальный информационный век номер один уже не будет таким, как раньше. Чтобы преуспеть в таком мире, Америка должна не только сохранять свою «жесткую силу», но и понимать, что такое «мягкая сила», и как сочетать их в достижении национальных и глобальных интересов.