Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

Читая обширную бумагу из ИВИАНа, кусаю губы и тычу пальцем в идентификатор «шухерной» связи. В конце декабря группе Воронина после долгой возни с трупами удалось наконец раскопать кое-что любопытное. А именно: в тканях мозговых оболочек и ликворе нескольких погибших был обнаружен необычный РНК-вирус, сразу взятый на подозрение как возможный возбудитель небывалой доселе эпидемии. Целую неделю после этого Воронин относился ко мне с повышенным пиететом, готовый поверить в то, что прав был я, а не он, и казнить себя за маловерие.

— Можете поздравить своих коллег, — говорю я ему кисло, зачитав выдержку из документа. — Они открыли новый вирус. Жаль только, что к нашей проблеме он не имеет никакого отношения…

Из чего еще не следует, что возбудителя нет вообще, добавляю я про себя. Пусть ищут. Возбудитель редкой болезни, вызываемой царапаньем кошки, тоже до сих пор неизвестен, ну и что?

На то, чтобы понять смысл следующего послания, у меня уходит не меньше десяти минут. Кто там сегодня был в ударе? Я? Что толку. Чугунная голова требует отдыха, грозя спрямлением извилин, и чем тупее будет мой отдых, тем лучше. Любопытно знать, что сейчас творится на «Урании»? Не разнес ли ее вдребезги шальной метеорит? Не забыли ли о ней сотрудники, озабоченные имитацией бурной деятельности в преддверии липовой реорганизации?

Сам себе я напоминаю сейчас почему-то загарпуненного дохлого кита на слипе китобойной базы, которого сейчас зацепят за хвост и поволокут по скользкой палубе на разделку под фленшерные ножи. Нет уж, пусть Гузь гальванизирует бодрую атмосферу в коллективе, а я пас.

«Фаечка, посмотрите на меня внимательно. Вы не находите, что в последнее время я основательно отупел?»

«Вообще-то вы всегда этим отличались, Михаил Николаевич…»

«Спасибо вам, милая».

Прокручивая в уме варианты этого диалога, пытаюсь вспомнить то, что минуту назад вылетело у меня из головы, и зря вылетело. Гузь! Точно. Вызывая его по «шухеру», чувствую укол совести. У затюканного первого зама скорбный желтый лик недоделанной мумии, еще немного — и можно без бальзамирования класть в саркофаг.

Он крепкий мужик — терпит. Наверняка о многом догадывается, а вот сейчас даже смотрит на меня с раздражающим участием. Наверное, я выгляжу немногим лучше его.

— Читали, Виктор Антонович? — Я вывожу ему бегущей строкой сообщение инспекции из Сыктывкара. Дела там скверные: три случая лихорадки Эбола на оборонном объекте, один человек уже умер и неизвестно, сколько инфицировано.

Жутко дергая кадыком, Гузь глотает слюну и моментально становится похож не на мумию уже, а на лошадь Суворова, которой в Кинбурнской баталии оторвало морду. Лица на нем просто нет. Администратор он дельный, а медик никакой, вот и трепыхается раньше времени.

— Прошляпили?!.

— Успокойтесь, тут мы чисты. Военные пытались замять, надо им… — Я начинаю объяснять, что, куда и на какую глубину им следует вставить, но Гузь уже встряхнулся и не хуже меня знает, кого взять к ногтю, чтобы безруким болванам впредь неповадно было баловаться с рабдовирусом. — А меры — обыкновенные, с учетом группы патогенности. Прошу вас держать это дело на сугубом контроле, Виктор Антонович.

— Не беспокойтесь, Михаил Николаевич.

Он ждет — без особой надежды, впрочем, — не дам ли я ему понять: почему, собственно, он должен тянуть лямку за двоих, к тому же без малейших перспектив занять когда-нибудь мое место? Он смирится, не получив ответа.

Звонит Лебедянский, и голос его, вопреки обыкновению, не вял. Значит, накопано нечто такое, что может представлять интерес.

Так и есть. Пакет новых данных по исправительным учреждениям и наркологическим клиникам; в обоих случаях — неожиданный излом аппроксимационной кривой… Интересно…

На минус пятом этаже, специально приспособленном для сверхгромоздкой аппаратуры, бродят сомнамбулы. Объединенная бригада из людей Штейна и Воронина, сканирующая «железо» Филина, опять зашла в тупик. Один всклокоченный, с воспаленными глазами, уныло матюкается, не замечая моего присутствия.

И тут же снова Воронин. Наскакивает:

— Михаил Николаевич…

— Что еще?

— Дайте отпуск Самохину. Еле держится.

— Он из допущенных?

— Да.

— Нет.

— Надо дать, — не унимается Воронин. — Все равно сейчас толку от него никакого, заездился человек до деревянных мозгов… Вы же знаете, как это бывает.

Я знаю? Ничего я не знаю! Ничего, понятно вам?!. Ничего, кроме того, что сейчас нам надо навалиться и надавить так, чтобы гнойный этот фурункул наконец лопнул. Нельзя прекращать мозговой штурм. Впрочем, сегодня у меня кое-что получилось, и я добрый.

— Так и быть. Двое суток, начиная с этой минуты, под вашу ответственность. Пусть выспится. От себя могу порекомендовать ему лыжную прогулку, развеяться ему будет полезно. Хотя какой сейчас снег…