Постепенно она стала думать над своими словами, а что же, а как же, а тогда получается, что заключенные не люди, что их не жалко, но почему же, ей было их жалко, даже очень жалко, наверное, среди них были несчастные, пострадавшие невинно, ведь у следственных органов бывают ошибки, хотя в основном, конечно, это были враги, но в любом случае
С этого дня что-то пошло не так, а что – она не могла сказать об этом ясно и четко, описать это «не так» во всех деталях. На больничных корпусах со свежей побелкой вдруг проступили грязные мутные пятна, тропинки между корпусами оказались в выбоинах и ямах, однажды она упала и подвернула ногу, день оказался испорчен, она стояла на холодном ветру и не могла сделать ни шагу, пока кто-то не прошел мимо, не удавались эксперименты, коллеги говорили холодно и сухо. Человек, пораженный этой болезнью – страхом, становится необычайно мнителен и склонен во всем винить себя, в себе видеть причину всех своих бед и неудач. Постепенно, шаг за шагом он становится чувствилищем, обнаженным нервом, весь его психический организм превращается в сплошное открытое поле болезненных ощущений. Так жить нельзя, но она так жила много недель подряд. Теперь она понимала всю преступность, всю мерзость своего замысла, и понятно же, откуда он вырос – ведь у нее не было детей, бог, или кто там ни есть, лишил ее детей, Игорь – нет, он не виноват, это было очевидно, об этом говорили и анализы, она была бездетна, ей уже двадцать восемь и никаких изменений не предвидится, хотя она ложится на обследование раз в год, в свой же терапевтический корпус, поэтому у нее такое болезненное отношение к детям и непрерывное чувство вины перед Игорем. Он успокаивал как мог, послушай, говорил он, когда-нибудь мы возьмем ребенка из детского дома, слышишь меня, или усыновим Нину, смотри, какая прекрасная девочка, ей же нужны родители. Ее родители в тюрьме, упрямо говорила она, их должны освободить, и отворачивалась к стене. Тогда он тоже не выдерживал, да что случилось, можешь ты мне объяснить, не могу, ничего не случилось, говорила она глухо. Так проходила одна бессонная ночь за другой, но постепенно эта боль от
В январе было яркое, невероятное солнце, и хотя был страшный ветер, но все равно от остановки до работы добираться было даже весело, снег хрустел, он был грязноват по краю, он вбирал в себя ошметки прошедшего лета – всякие прутики, веточки, листочки, ставшие коричневой коркой, но внутри сугробов снег белел и искрился, она зажмуривалась, и на ресницах появлялись такие брызги, искры, от этого снежного солнца, становилось легче на душе. Появился какой-то новый лаборант, Гоша, практикант из Ленинграда, приехал на полгода, на ординатуру, он беспрерывно рассказывал какие-то глупые анекдоты. Постепенно становилось все легче и легче, начались удачные опыты. Единственное, страшно было, когда идешь домой в темноте, говорили, что по территории бегают какие-то сбежавшие из лаборатории крысы, это было неприятно, но она просила Гошу довести до остановки, ссылаясь на свое плохое зрение, и крепко держала его за локоть, который казался ей необыкновенно твердым и дружеским.
Наконец эти ужасные смерти прекратились. Она стала думать – что же случилось, может быть, на это повлияли ее слова, да нет, вряд ли, просто так