Мягкая ткань. Книга 2. Сукно

Представление было замечательное, легкое и искристое, как шампанское, иногда с грубоватыми шутками, многое из московских намеков было Наде непонятно, но в целом этот театральный воздух ее радовал, в отличие от «Мастфора», где два часа страшно худые, жилистые и плоские как доска женщины вырисовывали нелепые изломанные фигуры под страшную музыку, театр танцев, которого она так ждала, ее немного напугал, там было про плотскую любовь, она поняла, но ей это было даже неприятно и совсем неинтересно, а здесь было очень хорошо, куплеты, пародии, на сцене прыгал Ильинский, одетый в женщину артист изображал какую-то мадам Дупло, зал восторженно хохотал на каких-то совершенно непонятных ей шутках, скажите мадам Дупло, скоро ли отменят миллиарды, она, а вернее он (артист Тусузов, услужливо шепнул Соловейчик), изображал прорицательницу или какую-то ведьму, музыкальное трио эксцентриков, шумовой оркестр, ложки, бумажки в расческах, двуручная пила, люди заразительно смеялись, ее отпустило, она почувствовала: что-то в Дане прошло, что должно было пройти, но что именно – она не знала, ну и пусть. Он сидел и смотрел легко, без напряжения, господи, как хорошо, что они приехали в Москву, однако и этот вечер оказался бесконечным.

Накануне Даня снова зашел к Эде Метлицкому и попросил его о помощи, теперь после театра они шли куда-то, где их ждали, это была темная, но чистая пивная, Эдя скучал и ждал их вместе с высоким молодым человеком, который и оказался тем чекистом, который был нужен, ваша фамилия в деле не значится, просто сказал он Яну, и Ян побледнел, а потом начал в немыслимых количествах заказывать водку и разную еду, чекист внимательно посмотрел на Эдю, тот кивнул, и чекист вежливо попрощался и вышел, это мой друг, не беспокойтесь, сухо сказал Метлицкий, Эдя! – вскричал Ян, но почему ты не участвуешь в моих концертах, вот Маяковский участвует, редко, но участвует, это длинный разговор, сказал Эдя, вы слышали на днях взрывы, сначала я обрадовался, я подумал, что-то начинается, сейчас весь этот мрак схлынет, и снова начнется война, господи, ну почему же сразу война, спросил Даня, не знаю, сказал тихо Эдя, с одной стороны, людей убивают, и это горько, с другой, когда ты видишь, как ходят по улицам живые трупы, это гораздо страшней. Надя слушала тихо, внимательно, и иногда делала глоток очень вкусного пива, послушай, мы были вчера в суде, сказал Даня, ну и что? – живо вскинулся Метлицкий, какое у тебя впечатление, впечатление самое странное, но дело не в этом, я думаю, может быть, этой стране надо дать немного отдохнуть? Нет! – закричал Метлицкий, и все в пивной вздрогнули и обернулись, в том-то и дело, это не работает, чем дольше длится этот период, тем хуже все становится, люди начинают гораздо больше ненавидеть друг друга, это потом выльется во что-то страшное, сейчас нужно жить по совести, сейчас, не откладывая на завтра, ну вот послушай, застенчиво сказал Ян, я простой советский антрепренер, а меня ни за что ни про что могли обвинить в расхищении народного сукна, разве это нормально, конечно! – вновь закричал Метлицкий, но сдавленно и от того еще более напряженно, сукно, ты понимаешь, что такое это сукно, это материя, неважно, что тебя обвинили, важно, что не довели дело до конца, сукно, оно только кажется грубым, тяжелым, оно легкое, оно теплое, оно согреет зимой, если каждый будет согрет, ты понимаешь, каждый будет согрет, то и время, это жестокое время, оно прекратится, наступит вечность, ну как же вы не понимаете таких простых вещей…

Ян по-прежнему был бледен как мел.

В последний день сельскохозяйственной выставки ее посетили товарищи Троцкий, Калинин и Пятаков. В этот же день Даня с Надей уезжали в Мелитополь.

Они ходили по дорожкам Нескучного сада, и Ян торопливо частил, что при таких знаниях, таком опыте, таких рекомендациях дорога открыта вообще всюду – министерство хлебозаготовок, пожалуйста, солидный частный трест, пожалуйста, это вообще бешеные деньги, Этель здесь получит достойное образование, Надя тоже найдет интересную работу, ну смешно, ну какой Мелитополь, Ян, дорогой, я не хочу, ну правда, ну прости, это совсем не мой город, мне тут как-то неловко и неуютно, очень много невероятно странных людей, с которыми я не знаю, как себя вести, на Украине лучше, там все тихо, спокойно, поверь, и я там тоже тих и спокоен, это важно, что важно, кому важно, мне важно, ну иди ты к черту, да сам иди, и они засмеялись, из павильона опытного дела тов. Троцкий прошел в павильон полеводства, где в присутствии профессора Вавилова, дававшего ему разъяснения, знакомился с вопросами селекции. По окончании осмотра павильона т. Троцкому был задан вопрос о значении выставки, на который он ответил: если мои знания по сельскому хозяйству за три посещения выставки увеличились на несколько миллиметров, то зато мой интерес к сельскому хозяйству вырос на несколько метров. Общий смех.

Вечером, когда они садились в поезд, Ян снова спросил: ну, ты не передумал?