— Мяк, Мяк, да проснись ты! — услышал Мяк и почувствовал, что чья-то рука нетерпеливо трясёт его за плечо. — Злыка совсем мёртвый, — повторил голос.
Мяк открыл глаза. Небритый, уронив голову на руки, спал сидя за столом. От него исходило тихое похрапывание, иногда прерываемое тяжкими вздохами. Мяк поднял голову — перед ним с испуганным лицом стоял Мусьё.
— А где остальные? — прокашлявшись, спросил Мяк.
— Да все здесь, только вот Злыка совсем… — Мусьё указал рукой в дальний тёмный угол.
— Почему мёртвый? — спросил Мяк, рассматривая Мусьё. Тот хоть и считался свободным, но небрежность в одежде себе не позволял. Сегодня он облачился в синие, слегка потрёпанные брюки и красную куртку. «Наверное, модную», — подумал Мяк и нехотя поднялся со стула.
— Не дышит он и не шевелится, — ответил Мусьё.
Мяк огляделся вокруг. Внизу за столом на матрасе возлежала Воня, тихо посапывая, — наверное, досматривала очередной сон. За ней, лицом к стене, скрючившись спал Нуда.
«Сонное царство с неживым Злыкой», — подумал Мяк и направился в тёмный угол.
Там, прямо на бетонном полу, лежало тело. Лицо Злыки, побитое до синяков, слабо узнавалось, Злыкины руки лежали на груди, словно у покойника в гробу. Мяк тронул его за плечо, пощупал пульс на шее.
«Похоже, Мусьё прав», — подумал Мяк и, опустившись на колени, приложил ухо к груди лежащего.
— Да, совсем умер, — произнёс Мяк вставая с колен. — Надо хоронить.
— Как это? Как это? — зашептал Мусьё. — Кто его будет хоронить?
— Мы, — ответил Мяк и подошёл к столу. Пожевал кусок хлеба, оставленный у пустого стакана, наклонился к Нуде и постучал его по спине. Нуда всхрапнул, но на стук никак не отреагировал. Мяк повторно похлопал Нуду по спине и прошептал:
— Вставай, Злыка умер.
Нуда заёрзал ногами, отмахнулся рукой и пробормотал что-то несвязное.
— Он не встанет, — заметил Мусьё. — Нуда, когда после фанфарика, ничего не слышит и ничего не понимает.
Мяк выпрямился, покачал головой из стороны в сторону, посмотрел на крепко спящего небритого и произнёс:
— Будем хоронить мы.
— Нет-нет. Я не знаю, я не могу. Пусть они сами, — затараторил Мусьё и сделал вид, что собирается уходить.
— Будем хоронить мы, — тихо, но с железными нотками в голосе повторил Мяк.
Мусьё обернулся и, стараясь не смотреть в угол, где лежало мёртвое тело, ответил:
— Ты, Мяк, знаешь, как это делать, а я нет.
— И ты узнаешь, — ответил Мяк и добавил: — Возьми его за ноги, а я спереди.
Мусьё на несколько секунд замер в позе уставшего часового и, поняв, что от похорон ему не отвертеться, прошептал:
— Хорошо, я за ноги.
Они с трудом вытащили тело наружу. Передохнули у выхода, и процессия двинулась в сторону местной мусорки. Снег кончился, появился слабый промозглый ветер, и, кажется, похолодало. До мусорки они добрались минут за тридцать. Уже начало светать, когда носильщики положили тело Злыки на снежную корку у бетонного забора.
— Что, будем здесь хоронить? — удивился Мусьё.
— А что, есть другие предложения? — спросил Мяк.
Мусьё молчал и, зябко поёживаясь, оглядывался вокруг.
— Но здесь же мусорка. Вот там, — и он кивнул в сторону забора.
— Да, мусорка, то есть помойка, — подтвердил Мяк и, заглянув за забор, произнёс: — Мусорка для Злыки самое место. Вот изменил ей, к маркету пошёл — вот и умер.
— Да, его место, — согласился Мусьё.
Мёртвый Злыка лежал на снегу, и Мяк подумал:
«Вот был свободный, а стал ещё свободнее, и ничего ему теперь не надо, и, наверное, всё равно ему, где его похоронят».
Они стояли у мёртвого тела, стараясь не смотреть на разбитое лицо Злыки, и тихо думали каждый о чём-то, отгоняя мрачные мысли о смерти и о судьбе Злыки.
За забором послышалось какое-то движение, и прямо на них вышла невзрачная бабулька с кулями. Завидев тело Злыки, бабулька ойкнула и проворчала:
— Что ж вы его, сынки, в снег-то? Замёрзнет ваш товарищ! Нельзя так, нельзя!
— Он уже замёрз, — испуганно произнёс Мусьё и добавил: — Хоронить надо.
Бабулька подошла поближе, прищурившись взглянула на Злыку и ахнула:
— Ах вы, непутёвые! Покойника на помойку вынесли! Креста на вас нет! Вот ужо я заявлю на вас, бесстыдники! В дежурку вас надобно забрать.
Бабулька торопливо перекрестилась и засеменила прочь. Мусьё долго смотрел ей вслед и, когда она скрылась за поворотом, прошептал:
— Я в дежурку не хочу. Мяк, ты слышишь, я в дежурку не хочу!
Мяк подошёл к Злыке, поклонился мёртвому телу и сказал:
— Прости, Злыка. Тебя всё равно подберут и похоронят, а нам в дежурке делать нечего.
— Боишься дежурки? — спросил он Мусьё.
Тот тихо ответил:
— Боюсь.
Мяк отвернулся от Злыки и молча зашагал в сторону вокзала. Начало дня складывалось неудачно — Злыку они не похоронили.
Вокзальное утро встретило Мяка как обычно — ничего существенного не произошло. Ночные пассажиры, толпившиеся в ожидании своих поездов, исчезли — появились новые, спешащие на утренние поезда. Буфеты работали, уставшая за ночь обслуга в ожидании смены вяло трудилась на своих местах. Некоторые сувенирные киоски были закрыты до того послеобеденного ажиотажа, когда появлялась основная масса отъезжающих и провожающих.