Мясной рулет. Встречи с животными

— А за один день до приезда окружного инспектора пусть вымоют все полы и отполируют остальную мебель — ясно?

— Да, cap, — ответил Пий.

Лицо у него так и светилось гордостью в предвкушении приема, на котором он будет не только распоряжаться, но и командовать своими соотечественниками.

— Все! — сказал я, словно был полным хозяином в доме Мартина.

Слуги всем скопом вышли в кухню.

— Ну, знаете, — с восхищением сказал Мартин. — Все идет как по писаному! Наверно, у вас большой опыт в таких делах, да?

— Никогда этим не занимался, — сказал я. — Но тут не требуется особой изобретательности.

— Боюсь, что как раз этого мне и не хватает, — вздохнул Мартин.

— Не скажите! Если у человека хватило ума привезти поварской колпак своему повару, он не может быть начисто лишен воображения.

Я попробовал обдумать, какие еще катаклизмы и катастрофы могут нам угрожать.

— Уборная в порядке? — придирчиво спросил я.

— В полном порядке!

— Что ж, только ради всего святого проследите, чтобы мальчонка не кинул туда плод папайи, — сказал я. — Повторение той истории, которую вы мне поведали, нам совершенно ни к чему. Значит, вы всем разошлете приглашения, а я приду сюда часам к шести, соберем военный совет.

— Чудно! — сказал Мартин, слегка обнимая меня за плечи. — Просто не знаю, что бы я делал без вас. Даже Стендиш не сумел бы так блестяще всем распорядиться.

Стендиш работал в Мамфе помощником районного начальника и в те дни бродил по северным нагорьям, производя обход самых отдаленных деревушек.

Я побежал обратно под свой навес, где уже надрывалось от крика мое многоголосое семейство. Занимаясь делами Мартина, я опоздал с кормежкой, поэтому младенцы шимпанзе вопили во весь голос, дикобразы яростно грызли прутья клеток, а лемуры смотрели на меня возмущенно громадными, как плошки, глазами, не обнаружив в своих клетках после дневного сна мисочек с мелко нарубленными фруктами.

В шесть часов я явился в резиденцию начальника и увидел, что Мэри Стендиш — жена помощника Мартина — пришла раньше меня. Это была прелестная молодая женщина, немного склонная к полноте и удивительно спокойная по натуре. Стендиш оторвал ее от привычной жизни в каком-то провинциальном городке и бросил в Мамфе, как кутенка в воду. Она жила здесь уже полгода, но характер у нее был настолько безмятежный и милый и относилась она ко всему с таким мягким и непоколебимым добродушием, что мне казалось — даже если у человека голова раскалывается от боли, стоит ей только положить ему на лоб свою маленькую мягкую ручку, как боль моментально пройдет, как от прохладного, душистого компресса.

— Джерри! — пропела она. — Ужасно увлекательно, правда?

— Вам-то, может, и увлекательно, а вот Мартину, бедняге, все это как нож острый, можете мне поверить.

— Но ведь к нам едет окружной инспектор! — сказала она. — Может быть, Мартин получит повышение по службе, а может быть, и мой Алек тоже…

— Если все сойдет как надо, — заметил я. — Я для того вас и созвал на военный совет, чтобы все обошлось без происшествий. Вы же знаете, на бедного Мартина вечно все шишки валятся. Как бы чего не вышло… как в прошлый раз…

Мартин, вообразив, что я сейчас начну рассказывать ту страшную историю с купаньем окружного инспектора в выгребной яме, в ужасе замахал руками, как ветряная мельница, и, конечно, одним махом сшиб на пол свой стакан с пивом.

— Виноват, cap, — сказал Амос.

У жителей Камеруна есть трогательная привычка всегда говорить «Виноват, cap», какая бы неприятность с вами ни стряслась, как будто это целиком их вина. Если вы, скажем, пробираясь следом за цепочкой носильщиков по лесной тропе, зацепились за корень и ободрали колено, вы услышите, как громкое «Виноват, cap!», «Виноват, cap!», «Виноват, cap!», «Виноват, cap!» эхом проносится по всей цепочке носильщиков, постепенно затихая вдали.

— Понимаете, о чем я говорю? — сказал я Мэри, дождавшись, пока Амос убрал осколки и принес Мартину новый стакан с пивом.

— Да, теперь понимаю, — ответила она.

— Но об этом мы больше говорить не будем, — сказал я. — Подождем, пока подойдут остальные. Мы молчали и слушали рев, фырканье и сопение гиппопотамов в реке, футов на триста ниже веранды, где мы сидели.

Наконец появился Макгрейд. Это был очень импозантный ирландец, огромного роста, огненно-рыжие волосы его полыхали, глаза ярко-синие, а говорил он с обаятельным ирландским акцентом, будто густые сливки льются из глиняного кувшинчика. Он плюхнулся в кресло, взял из-под носа у Мартина стакан пива, одним духом осушил почти весь стакан и спросил:

— Вам выпала честь — визит королевской особы? А?

— Почти что, — ответил Мартин. — И будьте добры, отдайте обратно мое пиво. Оно мне самому крайне необходимо.

— Он прибывает по большой дороге? — с беспокойством осведомился Макгрейд.

— По-моему, да, — ответил Мартин. — А в чем дело?

— Старый мост уж больно ненадежен, — сказал Макгрейд. — Как бы не пришлось нам его хоронить, если он сунется на этот мост.