Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

— Атарбеков (зам. Власова. — Н.К.) вывел своих чекистов и вызвал наших курсантов. Говорит, Пятигорский Совет со своим отрядом хочет арестовать ЦИК.

— Это было так неожиданно, — продолжает Лехно, — что мы удивились. В это время к нам подошел Ивахненко и позвал на заседание ЦИК. Мы пошли в гостиницу, квартала два от «Бристоля» по направлению к вокзалу.

Вскоре началось заседание.

Рубин как всегда спокойно сделал короткий доклад о трениях с пятигорцами, и о том, что он приказал Атарбекову быть наготове.

Начались страстные, возбужденные, по тому времени, многочисленные речи. Вдруг в разгар прений, совершенно неожиданно, как из под земли входит Орджоникидзе и, не спрашивая слова (Мы знали, что он в это время был во Владикавказе), перебивает кого-то из говорящих.

— Что за безобразие! Брат на брата восстал. Ну, разве можно так? Мало у нас врагов, а вы еще между собой деретесь.

Рубин закрыл заседание. Войска ЦИК и войска Совета были возвращены по своим местам»[300].

В создавшейся ситуации перед своей контрразведкой Богданов ставил три основных задачи. Во-первых, всеми мерами пресекать любые попытки дискредитировать главкома в глазах личного состава войск. Во-вторых, вести тщательное наблюдение за действиями Крайнего, Шнейдермана, Рожанского, Власова и других противников Сорокина, с целью не упустить момента, когда они попытаются «изъять главкома из обращения». И, наконец, в-третьих, собирать улики против недоброжелателей, чтобы в нужный момент использовать их как аргументы для подтверждения вредительской деятельности против главкома.

Что касается первых двух задач, то они решались более-менее успешно, а вот с третьей были, конечно, большие трудности. Поэтому богдановские контрразведчики проявляли излишнюю старательность и занимались подтасовкой фактов, нашептывали Сорокину о несуществующих контрреволюционных делах работников ЦИК, подогревая в нем и без того большую неприязнь к последним. Но поводов для этой неприязни у главкома и без этого хватало. Слишком много примеров бездеятельности некоторые члены ЦИК подавали.

У С.В. Петренко в его воспоминаниях читаем:

«ЦИК Северокавказской С<оветекой> С<оциалнстической> Республики и тогда особой трудоспособностью не отличался: в нем заседали в большинстве своем люди действительно пришлые, а так-как самыми работоспособными были несколько евреев, то они и занимали наиболее видные должности. Это обстоятельство часто обсуждалось в самом ЦИК и Краевом Комитете партии, и всем было ясно, что при общей восприимчивости обывателей, а также и нашей армии к провокации, оно могло служить очень удобным предлогом для погромной агитации»[301].

20-го октября Сорокин ездил на фронт и вернулся оттуда не столько уставшим, сколько злым и расстроенным. В частях ему показали приказы Реввоенсовета, которые он, как член РВС и главком, не подписывал. На утро было назначено заседание Реввоенсовета. Оно должно было состояться в гостинице «Бристоль», в номере С.В.Петренко, который был тяжело болен и не поднимался с постели. В последний момент Сорокин передумал ехать на это заседание, а Гайченцу, который приглашал его ехать в «Бристоль», объяснил, что не считает нужным участвовать в работе Реввоенсовета. Сказал, что тот игнорирует его как главкома, от его имени рассылает приказы, которые идут вразрез с теми указаниями, которые отдает он.