Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

Иван Сорокин вместе с несколькими земляками после оставления Новочеркасска товарным поездом добрался до Курганинска, а дальше нелегально на попутных подводах прибыл в Петропавловскую. В станице все еще было по-старому, власть принадлежала старосте и атаману, а революция здесь пока ни в чем особенно не сказывалась. Однако с прибытием революционно настроенных фронтовиков местные казаки приняли решение создать ревком, а его председателем избрали Ивана Сорокина. Он не стал менять одежду, ходил по-прежнему в военной форме, со знаками боевого отличия, не расставался с маузером. Его и уважали, и боялись. Вскоре, опять же по предложению фронтовиков и при непосредственном участии Ивана Сорокина, в станице был организован Совет крестьянских и казачьих депутатов. Председателем его избрали Иова Бычкова, в недалеком прошлом одного из руководителей восстания казаков Урупского полка, а затем политического заключенного, каторжника.

Глава 8. Как все начиналось

Важной отличительной особенностью революционных событий на юге России явилось масштабное участие в них воинских частей, возвращавшихся с фронтов 1-й Мировой войны. После Февральской революции Ставка Верховного главнокомандования стремилась по-прежнему держать казачьи части под своим влиянием. Керенский и его правительство считали, что лозунг «война до победного конца» в сердцах казаков найдет традиционный для них одобрительный отклик. В силу происходящих на юге России событий, большие надежды на свои войска возлагало также и кубанское правительство. Оно планировало использовать казаков-фронтовиков для борьбы с большевиками непосредственно у себя, на Кубани. 8-го ноября 1917 г. кубанский войсковой атаман Филимонов направил телеграмму в «Союз казачьих войск», в которой очень настаивал на том, чтобы в Екатеринодар вернули 5-ю Кавказскую дивизию, которая по их плану должна была, как говорилось в телеграмме, сдержать «большевистские выступления энских частей, расквартированных <в> области… угрозы захватить <в> войске власть, отобрания земель, казачьего имущества…»[114].

Однако Духонин[115] не внял этим просьбам и в ответной телеграмме сообщил, что 5-я Кавказская дивизия действительно нуждается в продолжительном отдыхе, почему ее и приказано вывести из Финляндии и, включив в состав 3-го Казачьего корпуса, расположить в глубоком тылу Северного фронта. Конечно же, это не было проявлением заботы о казаках дивизии, на них по-прежнему рассчитывали как на силу, которую можно противопоставить революционным силам в центре России.

Однако ни планам Кубанского атамана, ни Временного правительства не суждено было сбыться. Война сильно изменила сознание казаков и солдат. В большинстве своем это были уже не те, кто уходили на фронт в 1914 г., слепо готовые отдавать свои жизни «за Веру, Царя и Отечество». Отречение царя от власти сильно подорвало его авторитет, хотя совсем отвернуться от него народ еще не успел. Все свои беды теперь армия стала связывать с «плохим» правительством, которое большевистские агитаторы в то время прямо обвиняли в предательстве. Когда произошла Февральская революция, Керенский и буржуазно-демократические партии стали называть армию «демократической», обещали различные реформы в ней и кое-что, как указывалось в предыдущей главе, действительно делали, но все же лозунги большевиков о прекращении войны, передаче земли крестьянам, а фабрик и заводов рабочим для казаков-бедняков и солдат были ближе. Поэтому даже когда в стране произошел Октябрьский переворот, войска продолжали подвергаться антибольшевистской пропаганде, причем на тот момент она, пожалуй, была наиболее изощренной, а ее организаторы широко использовали, как принято сейчас говорить, «административный ресурс» — возможности штабов и управлений, чтобы направлять казаков и солдат на вооруженное противодействие Советам.

Не последнюю роль в этом играл созданный при Ставке комиссариат казачьих войск. В конце ноября 1917 г. он направил в казачьи части телеграмму, в которой говорилось.

«Тяжелое положение казаков, созданное после революции […] установлением в России власти большевиков, сделалось невыносимым. […] Казаков охваченные большевизмом солдатские массы ненавидят, над казаками издеваются, казаков избивают […] подбиваемые большевистскими агитаторами крестьяне отказываются продавать казакам продукты […] перед казачеством предстал грозный призрак Гражданской войны, против Дона с Юга на судах идут отряды матросов Черноморского флота и с севера собирается карательная экспедиция […] большевистское правительство хочет железом и кровью подчинить себе казаков…»[116].

У фронтовиков же были свои планы. Все желали поскорее закончить войну и вернуться в свои родные станицы. Многие при этом хотели непосредственно у себя дома, а не где-то в другом месте, лично участвовать в переделе земли и собственности, не пропустить момент смены власти. Появилось немало тех, кто прочно встал на позиции большевиков и эсеров.