Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

Свои резоны в Гражданской войне были и у зажиточного казачества. Политические пристрастия в его среде тоже претерпели значительные изменения, теперь откровенных монархистов среди них сильно поубавилось, а сторонников сепаратизма, наоборот, стало значительно больше. Популярность среди казаков приобрели те политики, которые стали усиленно ратовать за создание Юго-Восточного Союза[117].

Их целью было обособление казачьих земель от центральной российской власти и создание своего государства, как автономного федеративного образования в составе России либо вовсе без нее. В это же время новое хождение получила и идея возврата так называемого «казачьего присуда»[118].

На волне сепаратизма новые политические деятели были избраны в представительные органы власти своих областей, и теперь, пользуясь определенной поддержкой казачьих масс, требовали от атаманов создавать казачьи армии, но при этом ни в коем случае не отдавать их в подчинение кому-либо извне. Потом, когда появилась Добровольческая армия, они настаивали на том, чтобы рассматривать ее как временного попутчика в борьбе с большевиками. Когда же вспыхнула Гражданская война, эти деятели требовали оборонять от большевиков только границы своих республик и сулили казакам безбедную жизнь без России.

Серьезной силой в раскладе политических и военных сил на Кубани и Дону выступало офицерство. В этой связи трудно не согласиться с известным кубанским историком И.Я. Куценко, который, говоря о позиции, которую оно заняло в это время, пишет:

«Они (генералитет и офицерство. — И.К.) вынуждены были приспосабливаться к новым обстоятельствам: во-первых, считаться со стремлением казаков поскорее вернуться домой, на родину; во-вторых, будучи не в силах помешать бурлящим демократическим настроениям и выступлениям многих казаков, офицерские и близкие им реакционные элементы казачества заняли позицию терпеливого выжидания, надеясь, что скоро «казаки одумаются». Офицеры остались во всех уходящих с фронта полках, даже в тех, где произошли выборы комиссаров. Теперь ими был взят курс на откровенную апелляцию к интересам казака — сословного собственника. Ведь через несколько дней в своих станицах казаки неминуемо должны были столкнуться с иногородними крестьянами, давно и пока безуспешно выступавшими против сословной монополии на землю»[119].

При этом нужно иметь в виду, что во времена 1-й Мировой войны сословные рамки казачества уже не были такими четкими, как 70–80 лет назад. Привилегиями пользовались прежде всего богатые представители войска. Но значительную часть казачества все же составляла беднота. Нередко казаки, чтобы выступить на царскую службу в полной экипировке, вынуждены были влезать в висевшие на них потом многие годы долги. Земельный пай не помогал им избавиться от полуголодного существования, но, напротив, служил средством закрепления в путах войскового сословия. Сословные обязанности длительной солдатчины, неизбежно связанные с издевательствами офицеров, порядками чинопочитания, довлели над казаком-бедняком и его семьей. Поэтому среди казаков шел процесс расслоения, и вскоре они оказались по разные стороны русско-русского фронта. И все же сосредоточенный на Кубани «горючий материал» Гражданской войны вспыхнул не сразу.

29-го ноября 1917 г. совещание представителей казачьих частей при Казачьем отделе ВЦИК постановило:

«Составить отряд из 5-й Кавказской казачьей дивизии, из 1,4 и 14-го Донских полков и армейских частей […] и отправить на Кубань, Дон и Терек изгнать правительство и вручить власть трудовому народу…»[120].

Вскоре на юг России стали уходить донские полки, а спустя несколько дней — кубанские. В это время в районе Таганрога уже начались первые бои красных отрядов Сиверса с донскими белоказачьими подразделениями под командованием А.П. Кутепова, будущего генерала Добровольческой армии.