Станкевич ясно видел обреченность Моссовета. Он говорил своим избирателям:
И выбор делается в пользу номенклатуры:
Станкевич был абсолютно прав. Прав, как теоретик. Ибо ни разу он не высказал свое видение ситуации депутатам, не попытался собрать сторонников, превратить теоретические построения в практические действия. Он просто пошел "во власть".
Все рассуждения сводились к одному: готов служить. Позиция Станкевича была и ударом по Моссовету, и одновременно "брачным объявлением" (подобным тому, с каким Н. Гончар обращался к ВПК). Оставалось ждать претендентов на подписание брачного контракта. И повод заключить новый политический контракт, избавивший Станкевича от мучительных ожиданий, представился.
ГЕРОИЧЕСКИЙ ТРАНСЛЯТОР
Станкевич умел в нужный момент оказаться в нужном месте при микрофоне и информации. Во время путча 1991 г. он стал глоткой сопротивления ГКЧП (победа, в основном, и была добыта горлом). Вся информация транслировалась его узнаваемым голосом в усилители и разносилась в души защитников Белого Дома. Любая поступавшая информация и дезинформация принималась сначала с голоса Станкевича. Подобно психотерапевту телевизионного профиля, он все время напоминал защитникам парламента: "Я с вами!"
Человек работал в поте лица, понимая, что такой возможности для набора политического веса у него больше может не быть. И опять Станкевич просчитался, опять не подкрепил недолговечную любовь толпы солидным административным весом. Об этом говорит явно проигрышная позиция Станкевича уже в следующие после путча дни.
Президент Российской товарно-сырьевой биржи К. Боровой со своими брокерами, отмечая провал августовского путча, принял решение снести памятник Дзержинскому. Станкевич пытался и тут стать героем — остановить толпу. Кричал что-то вроде того, что "железный Феликс" может свалиться и пробить своды метро. В его распоряжении были мощные динамики, но толпа не хотела слушать своего вчерашнего кумира. Под покровом ночи обстановку разредили те, кто действительно выиграл в августе. "Железного Феликса" демонтировали с помощью мощной строительной техники.
Станкевич назвал "хунвейбинских специалистов по сносу памятников" случайными людьми (телебеседа 27.08.91). Но случайным в этом спектакле оказался все-таки сам Станкевич, получивший от Ельцина за свои микрофонные страдания лишь пост советника.
Телеведущий (кто-то из легких фигур номенклатуры) в передаче об августовских событиях заискивающе напомнил, что 20 августа 1991 г. господин Станкевич лучился уверенностью в победе. И Станкевич разыграл предложенную комбинацию, кокетливо отрицая такой примитивный образ. За внешней уверенностью, как оказалось, скрывался глубоко переживающий человек. Он, как выяснялось на глазах телезрителей, был уверен в установлении полувоенного режима на 5–7 лет.
Это был действительно спектакль. Зрители жаждали на политической сцене именно таких героев, и им было неинтересно что творится за кулисами. А для Станкевича закулисная игра оказалась в конечном счете слишком сложной, и он снова проиграл почти все.
В ТЕНЬ ЗА СПИНУ ЕЛЬЦИНА