Мятежная дочь Рима

В один прекрасный день на рассвете Валерия с Савией вместе с остальными кельтскими женщинами оказались на краю поля — дальше, сколько хватало глаз, расстилалось настоящее море позолоченной солнцем пшеницы. За плечами у каждой висела корзина, к поясу был привязан кожаный мех со свежей родниковой водой. Загудели барабаны, им заунывно вторили флейты, и песня, взмахнув крыльями, словно птица, взмыла над полем. Женщины цепочкой двинулись вперед — вытянув перед собой руки, они словно плыли по полю, лаская пальцами тугие, налитые спелым зерном колосья. Зерна гулко барабанили по дну корзин, золотом блестели на солнце, с тихим, словно шепот, шуршанием сыпались в кожаные мешки. Собирая зерно, женщины слегка раскачивались в такт музыке — это был странный танец: синие, желтые, багрово-красные одеяния кельтских женщин кружили среди поля, и издалека они были похожи на ярких певчих птиц, слетевшихся сюда поклевать зерно. Сзади следом за ними тоже цепочкой двигались мужчины, острыми серпами срезая стебли — им предстояло высохнуть на солнце и превратиться в солому, которой потом будут крыть крыши. Под ногами стайками метались перепуганные мыши, а над головой людей кружили ястребы, зорко выглядывая с высоты свою добычу.

В первый раз в жизни Валерия довелось собирать зерно, которое со временем должно было превратиться в тот самый хлеб, что она привыкла есть. Где-то незадолго до полудня женщины уселись в тени немного передохнуть, они весело болтали между собой, утоляя голод тем, что принесли из деревни ребятишки. То, что она работала бок о бок с ними, сделало Валерию одной из них, и она искренне наслаждалась этим новым чувством близости, которое рождает только совместный труд. К концу дня ее руки стали кровоточить, спина разламывалась от боли, ноги ныли, и тем не менее, когда собранное ею зерно золотым потоком с легким шуршанием пролилось в хранилище, Валерия внезапно почувствовала себя счастливой — боли и усталости как не бывало, даже терзавший ее голод вдруг куда-то исчез. Она попыталась поделиться своими чувствами с Брисой.

— Просто все это пока что для тебя в новинку, — буркнула прекрасная лучница, с кряхтеньем потирая ноющую спину. — Лично я собирала зерно сколько помню себя — чуть ли не с тех пор, как научилась ходить. Нет уж, по мне, лучше стрелять из лука!

— Но работать всем вместе… это так странно, так удивительно! Знаешь, а в Риме всегда такая давка, что ничего подобного даже вообразить себе невозможно.

— Ну и бессмыслица! — фыркнула Бриса.

— Это же город, как ты понимаешь.

— В жизни не была ни в одном из городов. Чего я там не видела? А послушаешь тебя, так и вовсе неохота!

Валерия с жадностью оголодавшего волчонка набросилась на еду — впервые в жизни она и думать забыла о своей талии. Она уже успела немного загореть, ее кожа — о ужас! — приобрела красивый смугло-золотистый оттенок. С каждым днем силы ее все прибывали. Теперь она привыкла замечать то, на что прежде никогда не обращала внимания: как ложится прибитая ветром трава, что говорило, будет ли дождь, в каком направлении, к югу или к северу, тянутся птицы, густая ли выпала роса; она научилась различать в грязи полукружия следов оленя, капли недавнего дождя на сухих стебельках травы. После того как был убран весь урожай с полей, Арден уговорил ее поехать с ним в горы. Они отправились верхом, забравшись так высоко, что кругом не было ничего, кроме голых, исхлестанных ветром скал, тут и там покрытых пятнами лишайника. Открывавшийся отсюда вид казался бесконечным, но сколько Валерия ни напрягала глаза, ей так и не удалось увидеть знакомые очертания Вала. Потом Арден несколько раз брал ее с собой порыбачить. Они спускались в узкие, заполненные сумраком ущелья, где на дне журчали ручьи. Валерии удалось вытащить несколько рыбин, на ощупь их тела казались скользкими, точно умащенными маслом, они содрогались у нее в руках, заставляя ее взвизгивать от испуга.

Он ни разу не позволил себе дотронуться до нее — но при этом его взгляд ни на минуту не отрывался от ее лица.

Она постоянно чувствовала его на себе.

Она чувствовала, что попала в ловушку.

Бриса продолжала учить ее стрелять из лука. От тугой тетивы на кончиках пальцев Валерии появились жесткие мозоли, но вскоре она уже до такой степени набила себе руку, что с легкостью попадала в цель. Как-то раз, когда они тренировались на лугу, ее вечная соперница Аса ненадолго оставила на скале корзинку для шитья, и. Валерия, повинуясь какому-то импульсу, пустила в нее стрелу, пригвоздив корзинку к земле и заставив свою мучительницу подскочить от испуга. Не было сказано ни слова. Однако Аса была отнюдь не глупа, а намек был достаточно прозрачен, чтобы она догадалась, что хотела сказать ей римлянка. Валерия ясно давала понять, что отныне она может постоять за себя и с этого дня не потерпит никаких шуток. Аса поняла, что Валерия становится опасной.

Больше она уже не трогала Валерию.