Мятежная

— Обычно это означает, что мы продолжаем осознавать себя во время симуляции, — объясняет Тобиас. Ему явно проще отвечать на вопросы, не задевающие эмоций. Он вообще не выглядит, как человек, находящийся под действием сыворотки правды, хотя ссутуленная спина и блуждающий взгляд говорят об обратном. — Симуляция, использованная для атаки на Альтруизм, была иного рода. С другой сывороткой и передатчиками дальнего действия. Видимо, передатчики не сработали на дивергентах, поскольку я проснулся в то утро полностью в сознании.

— Ты сказал, что сначала не был под воздействием симуляции. Можешь объяснить подробнее?

— Я имел в виду, что меня раскрыли и доставили к Джанин. Она вколола мне новую версию сыворотки, специально предназначенную для дивергентов. В той симуляции я тоже был в сознании, но ничего хорошего из этого не вышло.

— Видеосъемка из поста управления в Лихачестве свидетельствует — ты управлял симуляцией, — мрачно говорит Найлз. — Как ты можешь объяснить это?

— Когда происходит симуляция, твои глаза видят настоящий мир, но мозг отказывается им верить. Но на определенном уровне мозг все равно все осознает. Суть новой симуляции в том, что она считывала мои эмоциональные реакции на внешние раздражители, — чеканит Тобиас, на пару секунд закрывая глаза. — А потом меняла мое восприятие раздражителей. Превращала врагов в друзей и наоборот. Я думал, что прекращаю работу симуляции, а на самом деле выполнял приказания извне, управляя ею.

Кристина кивает, слыша его слова. Мне становится спокойнее, когда я вижу, что большинство людей делают то же самое. Вот в чем преимущество сыворотки правды, понимаю я. Признания Тобиаса неопровержимы.

— Мы видели видеозапись того, что происходило на посту управления, — говорит Найлз. — Все очень странно. Пожалуйста, опиши нам тот случай.

— Кто-то вбежал на пост, и я думал, что это солдат-лихач, который хочет помешать мне уничтожить симуляцию. Я начал драться и…

Тобиас вздрагивает. Ему очень трудно.

— …когда она перестала сопротивляться, я ничего не понял. Почему она сдается? Я бы ничего не понял, даже будь я в полном сознании. Почему? Почему просто не убьет меня?

Он оглядывает толпу, пока не находит меня. Сердце едва не выпрыгивает у меня из груди. Пульс бьется даже в щеках.

— Я до сих пор не понимаю, — тихо говорит он, — откуда она знала, что это сработает.

Пульс бьется у меня даже в кончиках пальцев.

— Видимо, эмоциональный конфликт нарушил работу симуляции, — продолжает он. — Я услышал ее голос. И это помогло мне преодолеть симуляцию.

Мне жжет глаза. Я пыталась не вспоминать тот момент, когда думала, что навсегда потеряла его и сейчас погибну. Когда все, что я хотела — ощутить биение его сердца. Я пытаюсь не думать об этом и сейчас. Моргаю, чтобы скрыть слезы.

— И я, наконец, узнал ее, — говорит он. — Мы вернулись на пост управления и остановили симуляцию.

— Как звали того человека?

— Трис, — говорит он. — В смысле, Беатрис Прайор.

— Ты был знаком с ней раньше?

— Да.

— Откуда ты ее знаешь?

— Я был ее инструктором на инициации, — говорит он. — Теперь мы — пара.

— У меня последний вопрос, — говорит Найлз. — В Правдолюбии, прежде чем человека принимают в наше сообщество, он должен раскрыть нам себя полностью. Учитывая невероятные обстоятельства, в которых мы оказались, мы требуем от тебя того же. Итак, Тобиас Итон, о чем ты более всего сожалеешь?

— Я сожалею… — Тобиас наклоняет голову и вздыхает. — Я сожалею о своем выборе.

— Каком?

— Лихачестве, — произносит он. — Я прирожденный альтруист. Хотел уйти из Лихачества, стать бесфракционником. Но потом, когда встретил ее… я почувствовал, что, возможно, могу что-то извлечь из сделанного выбора.

Ее.

На мгновение я чувствую, будто смотрю на другого человека в образе Тобиаса. Чья жизнь отнюдь не так проста, как я думала. Он хотел уйти от лихачей, но остался из-за меня. Он никогда мне так не говорил.

— Выбрать Лихачество только для того, чтобы сбежать от отца, было трусливым поступком, — продолжает он. — Я сожалею о трусости. Она означает, что я недостоин моей фракции. И всегда буду сожалеть об этом.

Я жду, что лихачи разразятся возмущенными криками или побегут к стулу и изобьют его. Они способны и на куда более необдуманные поступки. Но они стоят в мертвой тишине, с каменными лицами, глядя на парня, который не предал их, но никогда не чувствовал, что по-настоящему принадлежит их фракции.

Мгновение молчат все. Я не знаю, кто начинает шептать. Кажется, что шепот возникает из ниоткуда. «Благодарю за честность». Эти слова начинают повторять все.

— Благодарим за честность, — тихо произносят они.

Но я не присоединяюсь к ним.

Я — единственное, что заставило его остаться во фракции, которую он хотел покинуть. И я недостойна.

Возможно, он заслужил право знать.

Найлз стоит посреди зала со шприцем в руке. В свете ламп он сияет. Вокруг меня — правдолюбы и лихачи, которые ждут, когда я выйду на середину и выложу им всю мою историю жизни.