Мятежная

— Не знаю, где он.

— Ну, тогда можешь и его из постели поднять. Нам надо забыть об этих ублюдочных детях союза лихачей и эрудитов. Снова стать единым целым.

— Ублюдки от союза лихачей и эрудитов, надо же, — смеюсь я.

Она толкает дверь, и мы оказываемся в большом помещении, напоминающем мне вестибюль. Пол здесь выложен черным мрамором с огромным белым символом посередине, но этот знак закрыт койками и матрасами. Лихачи, мужчины, женщины и дети, повсюду, и ни единого правдолюба.

Линн ведет меня влево, между рядами постелей. Глядит на мальчишку, сидящего на одной из крайних, на пару лет нас моложе. Он пытается развязать узел на шнурках.

— Гек, придется тебе найти другую постель, — произносит она.

— Что? Ни за что, — отвечает он, даже не поднимая взгляда. — Я не буду снова носиться взад и вперед только из-за того, что тебе на ночь глядя захотелось потрепаться с одной из твоих дур-подружек.

— Она мне не подружка! — рявкает Линн. И она права. — Гек, это Трис. Трис, познакомься с Гектором, моим младшим братом.

Услышав мое имя, мальчик вздергивает голову и открывает рот.

— Привет, — здороваюсь я.

— Ты дивергент, — отмечает он. — Мама говорила держаться от вас подальше, вы опасны.

— Ага, большой страшный дивергент, и силой мысли она заставит твою голову лопнуть, — говорит Линн, тыкая ему промеж глаз указательным пальцем. — Только не говори, что на самом деле веришь во всю эту детскую чушь про дивергентов.

Его лицо становится пунцовым, и он хватает часть своих вещей, лежащих кучей рядом с постелью. Мне неудобно, но он быстро перекидывает все через пару матрасов. Гектор не собирается уходить далеко.

— Я сама, — говорю я. — В смысле лягу спать.

— Ага, конечно, — ухмыляется Линн. — Но он заслужил такое отношение. Назвал Зика предателем, прямо в лицо Юрайе. Не то чтобы это неправда, но не надо стебаться. Думаю, это в нем от правдолюба. Считает, может говорить все, что вздумается. Эй, Мар!

Марлен приподнимает голову с матраса и улыбается мне во все зубы.

— Эй, Трис! — говорит она. — Добро пожаловать. Что такое, Линн?

— Не пошлешь девчонок за одеждой? — говорит Линн. — Только не рубашки. Джинсы, белье, ботинки?

— Конечно, — кивает Марлен.

Я кладу нож рядом с матрасом.

— О какой «детской чуши» ты упоминала? — спрашиваю я.

— Про дивергентов. Люди с особыми способностями мозга? Ладно, а?

Она пожимает плечами.

— Знаю, что ты в нее веришь, но я — нет.

— Тогда как ты объяснишь мне способность сохранять осознание во время симуляций? — спрашиваю я. — Или вообще не поддаваться им?

— Думаю, лидеры фракций выбирают людей случайным образом и испытывают на них другие симуляции.

— Зачем им это?

Она машет рукой.

— Отвлекающий маневр. Все озабочены дивергентами, как моя мама, и перестают обращать внимание на остальное. Другой способ контроля сознания.

Она оглядывает меня и топает носком по мраморному полу. Интересно, помнит ли она, как сама была под контролем сознания. Во время симуляции.

Я так сосредоточилась на том, что случилось с альтруистами, и совсем забыла о лихачах. Сотни людей очнулись и узнали, что на них легло черное клеймо убийц. Но они совершали преступления не по своей воле.

Я решаю не спорить с ней. Если она хочет верить в заговор властей, не уверена, что я смогу ее переубедить.

— Я принесла одежду, — говорит Марлен, подходя к нашим матрасам. У нее стопка черной одежды размером с ее грудную клетку, и она с гордостью отдает ее мне.

— Я даже твою сестру на чувство вины пробила, Линн. Она три платья отдала.

— У тебя сестра есть? — спрашиваю я Линн.

— Ага. Ей восемнадцать. Была на инициации вместе с Четыре.

— Как ее зовут?

— Шона, — отвечает она и смотрит на Марлен. — Я сказала ей, что платья нам теперь не скоро понадобятся, но она, как обычно, не слушала.

Я вспоминаю Шону. Она была среди тех, кто ловил меня на спуске с небоскреба.

— Драться в платье было бы легче, — говорит Марлен, постукивая пальцами по подбородку. — Ногами махать проще. Кому какая разница, если ты посверкаешь перед врагами нижним бельем, если ты им заодно наваляешь?

Линн умолкает, видимо, понимая, что это умно, но не желая признаваться.

— А насчет посверкать нижним бельем? — спрашивает Юрайя, обходя матрас. — Я всегда «за».

Марлен тыкает его кулаком в руку.

— Мы ночью собираемся залезть на «Хэнкок Билдинг», — говорит Юрайя. — Вам надо идти. В десять.

— Спуск по тросу? — спрашивает Линн.

— Нет. Наблюдение. Мы слышали, что у эрудитов свет целую ночь горит, так будет проще заглядывать в окна. Посмотреть, что они там делают.

— Я иду, — говорю я.

— Я тоже, — откликается Линн.

— Что? Ой, я тоже, — произносит Марлен, улыбаясь Юрайе. — Надо еды взять. Пошли?

— Конечно, — подытоживает он.

Марлен машет рукой, и они уходят. Обычно она слегка подпрыгивает, будто все время спотыкается. Но сейчас ее шаги более плавные, красивые, но лишенные той детской радости, которую я всегда в ней замечала. Что с ней случилось, когда она была под действием симуляции?

Линн сжимает губы.

— Что? — спрашиваю я.

— Ничего, — отрезает она. Качает головой. — Просто они куда-то идут, одни, на ночь глядя.