Сегодня в главном военном лагере западного фронта собрался весь свет армии сасенаров. Не хватало лишь легиона, хмыкнул Йен. Высшее военное руководство, прибывшее сюда, бурно обсуждало дальнейшую тактику войны, чтобы как можно быстрее и разгромнее разбить "треклятых сиу". Йен внимал их словам, но не спешил присоединиться к беседе. И лишь периодически бросал долгие взгляды на выскочку Уилбурга, то и дело пытавшегося вставить слово, дабы заслужить похвалу руководства. Губы Макинтоша непроизвольно кривились в презрительной усмешке, видя, как радостно краснеет этот холуй, когда получает одобрительные взгляды начальства.
— Это лучший план, который я слышал за последнее время, — деловито произнес Ирвин, с обожанием глядя на Бреннера. — Если мы будем строго его придерживаться, то на голову разобьем проклятых мятежников.
По палатке прошел одобрительный ропот, все присутствующие поддержали слова Уилбурга кивками. Йен не присоединился к всеобщему согласию. Он-то знал, чем чревато такая позиция ведения боя, придуманная генералом и его помощниками. Но, увы, уйти от ответа ему не удалось. Генерал заметил, что один из лучших разведчиков хмуро мнется в углу, и решил предоставить ему слово:
— А ты что об этом думаешь, Йен? — спросил он мужчину, и резко все взгляды в палатке стали обращены в сторону Макинтоша.
Тот не спешил отвечать, хотя и не страшился гнева руководства. Йен никогда не был трусом.
— На мой взгляд, это не очень хорошая идея, мой генерал, — не сразу отозвался он и нутром почувствовал, как в воздухе повисло напряжение.
Решения руководства, как известно, не обсуждаются. Но если такое вдруг происходит, то точно не осуждаются. Каждый солдат обязан строго выполнять все, что скажет ему непосредственное начальство. А особенно если это решение было одобрено абсолютным большинством.
В палатке медленно закипела жизнь: все переглядывались, одаривая друг друга озадаченными взглядами, перебрасывались парой фраз, а Ирвин, почуяв, как гиена, запах падали, устремил довольно-любопытный взгляд на соперника. Патрик, что все это время скрывался в тени, вышел на свет и бросил на друга предостерегающий взгляд, но тот не внял его предупреждению, готовый отвечать до конца.
Бреннер прочистил горло. Он явно ожидал, что Йен рассыплется в комплиментах перед умом и смекалкой руководства. Но смог скрыть разочарование.
— Ну, что ж, — произнес он серьезно. — Объяснись. Расскажи всем нам, — он окинул рукой палатку, — почему наша идея пришлась тебе не по душе?
Мужчина смело встретил его взгляд.
— По моему мнению, — подчеркнул он, — не стоит перебрасывать основные силы нашей армии с запада на восток. По крайней мере, пока.
Йен выдержал паузу, и ей воспользовался словоохотливый павлин Уилбург:
— Но это поможет нам полностью подавить армию сиу на востоке! Эти мятежники и так держатся там на последнем дыхании, и если мы усилим натиск, то окончательно раздавим их. А это выведет из строя западный фронт Леланда, и тогда уничтожить их не составит труда.
— Я бы не стал принижать силы противников, — парировал Йен, понимая, что такими словами, возможно, забивает гвозди на крышке своего гроба. — Мятежники не так слабы, как многие думают. Они будут стойко защищать территорию и, если не победят, то нанесут значительный урон нашим силам. А запад, оставшись обнаженным без должной поддержки, будет разгромлен бунтарями.
— Ха! — выкрикнул Уилбург и даже наигранно выступил вперед, изображая из себя дуэлянта в борьбе за справедливость. — Да мы как мух раздавим этих грязных оборванцев. Они же ходячие мертвецы: ничтожные, голодные, прогнившие до головы.
— Помнится, в начале сражения мы заявлении, что за месяц раздавим восставших выскочек. Никто тогда не предполагал, что война растянется на столько лет.
По палатке прошла очередная волна ропота, на этот раз — осуждения и возмущения. Бреннер таращился на Йена округлившимися глазами, остальное руководство, наоборот, настороженно щурились. Патрик прикрыл глаза, а потом уставился на друга, стараясь знаками объяснить ему попридержать язык. И только один человек в палатке, казалось, был доволен таким поворотом событий.
— И что же ты предлагаешь,
— Предлагаю, мой генерал, оставить пока все как есть. Насколько мне известно — скоро в войну наконец-то вступает легион. Не стоит ли приберечь силы для решающего боя? Хватит ненужных жертв, люди нам еще понадобятся.
Воцарилась напряженная тишина. Все, как один, оторопело уставились на Йена. Первым пришел в себя один и представителей высших чинов, насколько помнил Йен, генерал Хасбус. Круглый жирдяй с тремя подбородками, чье объемное пузо свисало почти до коленных чашечек и выпирало из широченного мундира, приподнял свою сросшуюся бровь-гусеницу и слегка привстал с маленького деревянного стульчика, опасливо пошатывающегося под ним.
— А вот это уже похоже на бунт, — пропыхтел Хасбус и, вынув из кармана платок, протер им потный лоб и шею. — Вы забываетесь, молодой человек.