Мятежное православие

Так и не открыв книгу, Никанор пошел на воздух. Он прошествовал, раздавая благословения братии и трудникам, к Святым воротам. Александр со спутниками уже поднимались на борт поморского коча. Вскоре упали в воду швартовые канаты и носник приказал поднять паруса. Никанор взошел в храм над Святыми воротами и долго молился о спасении душ и жизней отплывшей братии. Никанор ясно представил себе бурные волны моря соленого и моря житейского, ожидающие отважных мореплавателей за Заливом Благополучия. Углубившись в молитву, архимандрит не заметил, как узкое помещение Благовещенской церкви стало заполняться плотной стеной богомольцев. Коленопреклоненно люди единой душой молили мучеников Прова, Тараса и Андроника, преподобного Косму, Иерусалимскую и Спасо-Смоленскую Божью Матерь помочь решившим пострадать за святую обитель преподобных Зосимы и Савватия.

Уже давно парус Александрова коча скрылся за горизонтом, а Соловецкая обитель голосами тысячи чернецов и трудников возносила молитвы к затянутому плотными тучами беломорскому небу.

23 февраля 1668 года

Рассыпая по столу цветной воск, казначей Геронтий ломал печати и быстро просматривал бумаги, целой связкой доставленные в монастырь сотником московских стрельцов. Сам сотник, Василий Данилович Чадуев, сбросив шубу и расстегнув красный суконный кафтан, привольно развалился на широкой лавке у печи. Прибывший с ним большой отряд стрельцов был свободно пропущен в монастырь, и командир не сомневался в скорой покорности монахов. Неграмотный келарь Азарий, в нетерпении ерзая на жестком стуле, время от времени вопрошал Геронтия: «Что пишут?» – но не получал ответа. Четвертый человек в келье, архимандрит Никанор, стоял у слабо пропускающего скудный свет зимнего дня слюдяного окна и, казалось, не интересовался содержанием московских грамот. Но и он вздрогнул, когда, бросив на стол последнюю грамоту, Геронтий подвел итог:

«Государь решил с нами воевать».

Никанор давно видел, что дело клонилось к мечу, хотя временами очень хотел заставить себя поверить в благоразумие московских властей. Да и все в Соловецком монастыре, от книжного старца до рыболова, испытывали за последний год то ощущение неотвратимо приближающейся опасности, то прилив надежды на благополучный исход спора с российским самодержцем.

К январю 1667 года весь монастырь переживал за исход миссии Александра Стукалова. Уже несколько месяцев о нем не было никаких известий. Случайно на Соловках узнали, что поехавшие в Москву до него, 30 сентября 1666 года, старцы Тихон и Тарасий, после подачи ими челобитной царю были схвачены и сосланы в разные монастыри в заточение. В великом беспокойстве келарь Азарий, казначей Геронтий и соборные старцы писали письмо за письмом, стараясь узнать о происходящем в столице от монастырских вологодских приказчиков, жившего в Москве Ивана Стукалова (родного брата старца Александра), от других людей. Со специальными гонцами письма Александру Стукалову и заточенным старцам были посланы, несмотря на зимнее время; послал монастырь и деньги, чтобы поддержать страдальцев за веру материально. Ответов не было[27].

Во всех письмах соловецкая братия извещала, что будет стоять за старую веру до скончания жизни. Демонстрируя бесповоротность своего решения, новые власти монастыря разослали по монастырским вотчинам и к городским приказчикам указание не слушаться распоряжений свергнутого архимандрита Варфоломея и ни в коем случае не давать ему денег и запасов. В феврале стало известно, что в Сумский острог выехал новый царский сыщик – стольник Александр Севастьянович Хитрово, надеявшийся выполнить то, что не удалось комиссии архимандрита Сергия.

Братия должна была еще более насторожиться, но стоило 16 февраля 1667 года стряпчему Ивану Петровичу Образцову преодолеть бурное море и льды с милостивым царским словом – настроение на Соловках полностью переменилось. Никанор не обольщался тем, что, передав ему очередное приглашение Алексея Михайловича приехать в Москву, Образцов на черном соборе уверял монахов и трудников в добром отношении самодержца к обители. Но он не мог пойти против желания братии, на радостях богато одарившей гонца и единодушно просившей Никанора, «чтобы он перед великим государем заступник был и за них стоял». Надеясь на утверждение Никанора архимандритом и получение им разрешения беспрепятственно сохранять старые обряды, соловчане немедленно собрали его в путь. Уже 18 февраля Никанор со старцем Никитой, попом Амвросием и дьяконом Пахомием в сопровождении служек выехали на торос.