Мятежное православие

«Соборное постановление» не имеет даты (по ней подделку было бы легче уличить). В обвинениях Медведева оно вполне совпадает (и даже текстуально) с «покаянным исповеданием», к которому постоянно отсылает читателя. Смысл документа ясен — он должен был доказать необыкновенное милосердие церковных властей, «как блудного сына» принимающих раскаявшегося еретика в лоно православной церкви после его полного отречения от заблуждений. Сочинения Медведева от лица священного собора предаются проклятию. Вместе с книгой Иннокентия Монастырского (относительно которого «мудроборцы» вновь дают волю своей юдофобии) «и иными подобными писаниями» они присуждаются к всенародному сожжению.

«Отречение» Медведева — центральный и, по существу, единственный аргумент против его взглядов. Чтобы придать «отречению» достоверность, «Соборное постановление» тщательно оговаривает якобы присужденную Медведеву епитимию-наказание, отбыв которое он сможет полностью возвратиться в лоно церкви. Несколько лет «оглашенный» должен стоять вне церкви «и свои хулы обличать всякому входящему и исходящему»; «по сем с верными стоять в церкви, общения же не принимать лет (сколько, не указано), чтобы не только словами, но и делами истинное покаяние показал». Затем он будет освобожден от отлучения, допущен к причастию и восстановлен в монашеском звании.

С точки зрения видимой достоверности «Соборного постановления» хорошо выглядит требование, чтобы раскаявшийся начал проповедовать против своих заблуждений «и прельщенных от него письменно и словесно обращать и учить их… догматы православно держать». Но стоило «мудроборцам» на миг представить себе новое сочинение Медведева, как нахлынувшая волна дикой злобы разрушила столь гармоничную фальсификацию. Разбивая предыдущие уверения, страх выбросил на страницы «Соборного постановления» истинное отношение его создателей к непобежденному писателю:

— Жить ему… под крепким началом у самого искуснейшего и твердейшего мужа… в молитвах и постах, в смирении и трудах, в каких только можно пребывать; с иными же людьми видеться наедине и разговаривать никак не велеть, бумаги и чернил отнюдь не давать!

Трудно было ожидать от «мудроборцев» более ясного признания, что Медведев не смирился, что его «отречение» — фикция, что церковная власть трепещет перед словом ученого. Столь отчетливо выраженный страх говорит нам о том, что «Соборное постановление» фабриковалось при жизни узника Троице-Сергиева монастыря. Но в нем уже прослеживается план умерщвления опасного вольнодумца. Недаром чуть ли не половину «постановления» занимают «большие опасения», что «Сенька Медведев приносит ныне покаяние не вседушно»; в этом случае он заранее многоречиво проклинается. К концу текста составитель выражается яснее. «Если же вновь по покаянии в отступничестве обличатся — он, Сенька, или сомудрствующие ему, — таковых надлежит телесной казни предавать», как древних новгородских еретиков или раскольников. «Итак, от царей благочестивых гражданский суд да подымут таковые».

Чтобы подложность «покаянного исповедания» Медведева не выплыла наружу, чтобы окончательно заставить писателя замолчать, его надо было, выждав некоторое время, убрать. Способ был намечен — приговор светского суда. Оставалось только воспользоваться им, чтобы завершить биографию Медведева в клеветническом пасквиле: «Обличался он, бывший монах Сильвестр, в измене и навете на благочестивое Московское царство со своими клевретами и волхвами, гадавшими ему нечто непристойное; вновь был пытан огнем и иными истязаниями по светским судам и законам, повинился во всем и за то казнен смертной казнью — голова ему отрублена». Или, по другому пасквилю: «Сенька вновь по светскому закону огнем, и бичами, и прочими пытками истязай, и оказался зломыслие… подобно прежнему ростриге Гришке Отрепьеву… за многие злодейские свои умышления главоотсечен был в лето 1691 февраля в 11-й день, не получив вновь монашеского святого образа и имени, как недостойный его»^{128}.

Светские власти, проводившие следствие с целью убийства Медведева, похоже, позаимствовали безумную фантазию у своих духовных коллег. Дело, которое на этот раз вел Стрелецкий приказ, не сохранилось, но его содержание дважды одинаково передано в документах (памяти и докладной выписке)^{129}. Формально оно началось с поимки долго скрывавшегося обвиняемого по «делу Шакловитого» Алексея Стрижева 29 января 1691 года. Тот сразу же признался, что, укрываясь под Новодевичьим монастырем, в доме бывшего попа Григория Павлова, слышал страшные речи некоего Васьки-иконника.

— Я богоотступник и самим Сатаной владею! — говорил якобы Васька. — Если царевна Софья даст мне пять тысяч рублей — все в государстве сделаю по-прежнему. А не даст — все равно сделаю для Сеньки Медведева, как у нас договорено: чтоб Сеньке на Московском государстве быть царем, а царевне за ним замужем неволею, а государи оба в одну неделю умрут порчей. У Сеньки Медведева уже жил вызванный из Польши волхв.