Мятежные ангелы. Что в костях заложено. Лира Орфея

– О, Лапуля от тебя в восторге, она сама мне сказала, – заверил Даркур. – Конечно, потому, что ты тоже ждешь ребенка. Ты и она, глубоко беременные, – это, как она выразилась, «объективные корреляты»[369] трудов по рождению нашей оперы. И твой ребенок, и ее ребенок, и наша опера должны появиться на свет примерно в одно и то же время.

– Избавь меня от научных прозрений Лапули, – попросила Мария. – Она ничей не объективный коррелят, и она мне противна – людям всегда противны пародии на них самих. Она ждет, что я распахну ей объятия как товарке по тягости, но, если она обрушит на меня еще хоть чуть-чуть сестринской любви, у меня будет выкидыш. Она непременно истолкует это как дурное предзнаменование для нашей оперы, так что, боюсь, будет недовольна. Но я больше не пущу ее и на порог своего Гостеприимного Дома.

– В Гостеприимном Доме Ниллы их не особенно любезно приняли, – сказал Пауэлл. – Нилла не знает, что такое асессор, а я не могу ей объяснить. Я всегда думал, что это означает должностное лицо, облеченное судебной властью. Сим-бах, что в точности значит асессор?

– Это нечто новое в научном мире. Человек, который наблюдает за тем, как что-то делают, и составляет чрезвычайно подробный отчет; он как бы испытывает все те же чувства, что и творцы, но при этом ничего не творит. Нечто вроде лицензированного соглядатая.

– Но кто выдает ему лицензию? – спросил Артур.

– В этом случае, видимо, Уинтерсен. Он говорит, что наблюдение за созданием оперы неизмеримо обогатит Эла, а если Эл превратит свою диссертацию в книгу, это увековечит чрезвычайно интересный и глубоко оплодотворяющий опыт.

– Нилла недовольна, – заметил Пауэлл. – Она знает только одно значение слова «оплодотворяющий» и считает, что Эл несет похабщину в стиле, типичном для мужских шовинистов. Она решительно заявила ему, что в их со Шнак работе нет и не будет ничего оплодотворяющего, а когда он начал спорить, обошлась с ним весьма резко. Сказала, что у нее нет времени на ерунду. Лапуля разразилась слезами, а Эл сказал, что прекрасно понимает всю меркуриальность артистического темперамента, но акт творения является оплодотворяющим, а его задача – понять природу этого акта в силу своих возможностей. Кажется, он считает, что его возможности весьма широки. Надеюсь только, что он не сыграет роль презерватива в нашем оплодотворяющем акте.

– Не беспокойся, – сказал Артур.

– Я и не беспокоюсь. Нилла и Шнак работали как лошади. На самом деле я не удивлюсь, если Уинтерсен пригласил этих соглядатаев, чтобы они измерили всю энергию, затраченную участниками проекта. А кстати, он-то сюда каким боком?

– Он завкафедрой музыковедения, – объяснил Даркур. – Думаю, он видит себя крупным оплодотворителем культурных проектов. А вы знаете, что Эл и Лапуля ходили к Пенни Рейвен?

– Как к соавтору либретто?

– Соавтор она, как же! Если соглядатаи хотят узнать про нашу работу, они ко мне должны обращаться. Но Пенни – закаленный профессорский кадр. Она навешала Кранам высокоученой лапши на уши. Потом позвонила мне и так хохотала, что едва могла говорить. Цитировала «Охоту на Снарка», как всегда.

– Опять этот «Снарк», – заметил Артур. – Надо будет все-таки его прочитать. Что она сказала?

– Эта поэма – просто удивительный источник цитат.

И со свечкой искали они, и с умом,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций грозили притом
И пленяли улыбкой невинной.[370]

– Невинные улыбки – это по части Лапули, – сказала Мария. – Интересно, смогу ли я удержаться и не убить ее каким-нибудь хитроумным способом. Какие есть способы убить и не попасться?

– А при чем тут вообще Лапуля? – спросил Артур. – Они что, вместе занимаются этим асессорством?

– Ответ знает Холлиер, – сказал Даркур. – Они и к нему ходили, но ничего не добились. Он, однако, исследовал их весьма тщательно. Он говорит, что, по его мнению, Лапуля – в антропологическо-психологическо-исторических терминах – представляет собой Внешний Образ Души Эла.

– Какая ужасная мысль, – заметила Мария. – Представьте, каково смотреть в слезливые глаза Лапули и говорить себе: «Боже, это – лучшая часть моего „я“!» Лапуля говорит, что Эл не хочет без нее делать ничего важного. Не помню, говорила ли она, что она – его муза. Но с нее станется.

– Лучше бы я не знал «Охоту на Снарка», – пожаловался Пауэлл. – Я по уши увяз в постановке оперы, а у меня все время крутится в голове:

Все же править пришлось в основном на авось.
Бедный Кормчий промолвил уныло:
«Коль подул ветерок прямиком на восток,
Мы, поди, не на запад поплыли!»

– Герант, ты, случайно, не намерен поднять лапки? – спросил Артур.