Мятежный корабль

Вид этих островов лишь усугубил тяжесть нашего положения: мы почти умирали от голода, а перед нашими глазами вставали леса и луга, без сомнения, изобиловавшие пищей. Но попытка пристать к берегу грозила неминуемой опасностью, и мы предпочли плыть вперед, так как в нас еще теплился луч надежды достигнуть намеченной цели.

После полудня подул свежий юго-восточный ветер, и опять пошел дождь.

Суббота 16. В этот день в добавление к жалкой порции, состоявшей из одной двадцатьпятой фунта сухарей и одной двенадцатой галлона воды, я роздал еще приблизительно по унции солонины.

В полдень показалось солнце, и мы начали надеяться, что сможем, наконец, высушить нашу одежду; но вскоре солнце скрылось за тучами. Поднялся сильный ветер с крупным дождем и грозой.

Ночь была поистине ужасной; в совершеннейшей тьме мы плыли наугад.

Воскресенье 17. На рассвете никто не мог удержаться от жалоб; некоторые потребовали увеличения пайка, но я решительно воспротивился. Наше состояние было самым жалким: постоянно мокрые, по ночам страдавшие от сильного холода, не имевшие никакого прикрытия, вынужденные без конца вычерпывать воду, чтобы шлюпка не затонула, — мы постепенно теряли последние силы.

На закате около нас прошел смерч. Я роздал по одной унции солонины и по одной порции сухарей и воды.

Наступила темная, ненастная ночь; вода все время разбивалась о борта шлюпки, а на всем окружавшем нас бесконечном пространстве — ничего, кроме ветра и волн. Я решил пристать к берегу Новой Голландии, в южной части пролива Индевор.

Понедельник 18. К утру дождь стих. Мы разделись, намочили одежду в морской воде и выжали ее. Хотя все жаловались на боль в костях, ни один из моих спутников, к моему великому удивлению, еще не захворал. Как и всегда, я роздал на завтрак, на обед и на ужин по одной двадцатьпятой фунта сухарей и по одной двенадцатой галлона воды.

Среда 20. В течение всей ночи дул свежий восточносеверо-восточный ветер с непрекращавшимся ливнем, моментами напоминавшим потоп; мы все время должны были вычерпывать воду.

На рассвете некоторые из моих спутников казались полумертвыми. Их взгляды внушали страх; куда бы я ни смотрел, всюду встречался глазами с несчастными, погибавшими в мучениях людьми.

Четверг 21. Целый день нас так заливало дождем и брызгами волн, что мы с трудом могли держать глаза открытыми. Приближение ночи вселяло в нас ужас. Сон, которого мы так жаждали, не приносил нам никакого облегчения; что касается меня, то я почти вовсе не спал.

В два часа ночи потоки дождя хлынули с такой яростью, что мы испугались, как бы он не залил шлюпку; собрав все свои силы, мы принялись вычерпывать виду. На рассвете я вынужден был раздать усиленную порцию рому. Около полудня дождь прекратился, и показалось солнце, но наша одежда никак не могла просохнуть, и мы не переставали дрожать от холода. Сильная качка помешала нам воспользоваться этим дождем для увеличения запасов пресной воды.

Суббота 23. Ночь была ужасная. Море заливало нас с бешеной яростью, и каждое мгновение мы ждали, что вот-вот погибнем. Я начал опасаться, что еще одна подобная ночь будет стоить жизни многим из моих товарищей, которые, как мне казалось, уже были не в силах переносить такие страдания. Две чайные ложки рому несколько приободрили их.

К вечеру погода улучшилась, и все мои спутники повеселели; наш скудный ужин доставил им такое удовольствие, какого я не замечал у них уже в течение четырех недель. Ночь также была очень хорошей. Однако море по-прежнему обдавало нас брызгами, и мы сильно страдали от холода.

Воскресенье 24. Наступившее прекрасное утро вызвало, к моей большой радости, разительную перемену на лицах всех. К полудню мы впервые после двух недель почувствовали живительную теплоту солнца. Мы сняли одежду, чтобы высушить ее; она была так изношена, что не могла предохранить нас ни от холода, ни от сырости.

Днем мы часто видели птиц, являющихся предвестниками земли; то были главным образом глупыши и олуши, которых часто также называют глупышами.

Понедельник 25. В полдень несколько глупышей подлетели к нам так близко, что одного из них удалось поймать рукой. Эта птица величиной с небольшого голубя. Я разделил ее вместе с внутренностями на восемнадцать частей; для того чтобы определить часть каждого, прибегли к способу, обычно применяемому в таких случаях английскими матросами, то есть к жребию. Птица была съедена вместе с костями; подливкой служила морская вода.

Вторник 26. Мои люди макали сухари в соленую воду, чтобы сделать их более съедобными. Что касается меня, то я имел привычку крошить их на мелкие кусочки, размачивать в своей порции воды, налитой в тыквенную чашку, и есть их ложкой. Я внимательно следил за собой и не глотал больших кусков, чтобы возможно дольше растянуть эту скудную трапезу.