Мятежный Процион

Давление обстоятельств… Разве он сам не испытывал подобное? Разве не шел на рискованные шаги в попытке вырваться из тупика?

Предположение Дрейка объясняло многое.

– Возможно, ты прав, Энтони. – Ковальский посмотрел на андроида. – В таком случае для нас очень важно знать – что стало с экипажем «Европы»?

Дрейк понимал, о чем говорит Ян.

Только люди, инициировавшие старт колониального транспорта, могли поведать истину, внести ясность в ту невероятную сумму технологий, что расцвела в сотнях очаговых зон освоения по всей поверхности Проциона.

Они знали несоизмеримо больше, чем все кибернетические системы, вместе взятые, ибо настоящее знание заключается не только в конкретной информации по существу отдельного вопроса, истина, в ее глобальном понимании, охватывает все аспекты реального положения дел, начиная от технических подробностей и заканчивая нравственными оценками.

– Прошли века, Ян. Почему ты думаешь, что экипаж «Европы» по-прежнему находится на Проционе?

– Я следую логике твоего предположения. Во-первых, дилетанты не смогли бы угнать колониальный транспорт. Во-вторых, еще во время полета они искали способ выжить, не сойти с ума от одиночества в тесноте корабельных отсеков, исследовали микромашины, создали специфичное оборудование. Вспомни отчет системы. Они знали, что должно произойти после посадки, сознательно отделили исправную технику от «инфицированной». Значит, они не теряли надежды на успешный процесс терраформирования, прекрасно понимая, сколько времени уйдет на преобразование бесплодных вулканических пустынь. Процион, в его изначальном виде, – это ад для человека, а прозябание в герметизированных бункерах мало чем отличается от невыносимо долгих для рассудка условий космического перелета.

Они хотели жить, – убежденно продолжил Ян. – Как любой из нас. Не существовать, а именно жить полноценной жизнью в новом мире, под открытым небом, но для этого должны были пройти как минимум две фазы терраформирования: преобразование атмосферы и первичная адаптация растительных форм.

Как ты считаешь, Энтони, они могли создать системы, позволявшие обмануть время?

Дройд ответил не сразу:

– Вероятность высока, но для категоричного ответа слишком мало данных. В отчете системы имеются ссылки на «сохранение личностей» и на «камеры биологической реконструкции», но нам неизвестно, что подразумевается под «технологиями, выработанными в ходе полета»…

– Я тоже не знаю, о чем идет речь. Даже предположить не могу, – ответил Ковальский, понимая обоснованность сомнений, высказанных Дрейком.

– Вот именно. Мы ничего не знаем о степени надежности разработанных экипажем устройств. Были ли упомянутые технологии апробированы на практике или применялись впервые, на свой страх и риск?

– Есть еще один повод для поиска модулей экипажа, – проигнорировав последнюю реплику андроида, произнес Ян. – Нам в любом случае нужно уходить. Ситуация не в нашу пользу. Ты сам сказал, что через пару дней группы прочесывания доберутся до холма.

– Мы бросим город? Прекратим сопротивление? – на этот раз в голосе Дрейка прозвучало откровенное недоумение.

Ян невесело усмехнулся.

– Я не сомневаюсь, что способен физически уничтожить энное количество машин, вершащих сейчас судьбы людей. Но проблема города и его населения не имеет простого решения, как нам казалось раньше.

– Странно слышать от тебя подобные суждения, – обеспокоенно заметил Дрейк. – Я думал, что для тебя проблема власти машин над людьми имеет первостепенное значение. Ты изменил приоритеты? Это из-за Мари?

Ян лишь покачал головой в ответ.

Общение с Энтони попеременно казалось ему то предельно простым, ясным, до абсолютного логического взаимопонимания, то трудным, туманным и неопределенным, когда речь вдруг заходила о чисто человеческих взаимоотношениях.

Откуда ему знать, как нас ежеминутно, ежечасно меняет жизнь?

Любовь и ненависть, жизнь и смерть – крайние состояния души и разума, неадекватно влияющие на поступки. Энтони мыслил иными категориями, он до сих пор не мог понять, что между крайностями существуют полутона, оттенки чувств, которые доминируют в сознании любого человека.

Их взаимоотношения с Мари, на которые неумело намекнул андроид, не поддавались простому описанию.

– Не трогай мои чувства, Дрейк.

Энтони сделал протестующий жест.

– Я не трогаю их, Ян. Но мне кажется, ты сам еще не сделал однозначный выбор.

– В смысле? – Ковальскому совершенно не нравился внезапный оборот их диалога.

– Ты не решил, что тебе нужно: спокойная жизнь или продолжение борьбы? Бегство видится мне не лучшим компромиссом между двумя крайностями.

– Спокойная жизнь… Ты издеваешься?

– Отнюдь. Город – не единственное место, где можно обосноваться, верно? Вряд ли тебя страшат некоторые превратности жизни в запретной зоне. Здесь даже спокойнее, чем в мегаполисе. У вас с Мари появятся дети, они не будут зависимы от…

– Ты либо провоцируешь меня, либо впрямь ничего не понимаешь, – нахмурившись, оборвал его Ян. – Да, можно сказать, что мы с Мари отвоевали свое. Но как я буду растить детей, не ведая, что готовит им будущее?