Единственная возможная угроза исходила от внебрачного сына покойного короля, герцога Монмута, который по-прежнему питал надежды на престол. Понятно, почему он покинул Амстердам, где пребывал в ссылке, и 11 июня с небольшим отрядом появился у побережья залива Лайм. Он верил, что, когда вернется на родину, под его флаг стекутся массы сторонников, поэтому взял с собой не больше 150 приверженцев. Монмут установил свой синий штандарт на английской земле и объявил Якова узурпатором. Он также заявил, что вероломный король отравил своего брата, устроил в Лондоне Большой пожар и потакал «Папистскому заговору» как части «единого непрерывного заговора против реформатской веры и прав народа», а затем принял титул короля Якова II.
Пока Монмут со своей маленькой армией продвигался к Тонтону и Бриджуотеру, к нему присоединялись уроженцы графств Дорсет и Сомерсет, но в значительно меньшем количестве, чем изначально ожидал претендент на престол. Вразумительной стратегии кампании у него не было, и его быстро разбили лучше подготовленные и вооруженные правительственные солдаты. Битва при Седжмуре стала последним сражением, состоявшимся на английской земле. Монмут с поля боя бежал. Его нашли лежащим под кустом, полусонным от изнеможения и для маскировки прикрытым папоротником и крапивой.
Побежденным не оказали никакого снисхождения. Самого Монмута доставили к королю, он пал на колени и просил сохранить ему жизнь. «Так надежды нет?» – в итоге спросил он. Король молча отвернулся. Герцогу отсекли голову на Тауэр-Хилл, он стал очередной жертвой неумелой работы Джека Кетча.
Последствия для жителей западных графств были суровыми. Председательствовать на выездных сессиях судов присяжных туда направили судью Джеффриса. Эти «Кровавые ассизы» навсегда остались в памяти народа. Многие умерли в тюрьме, 800 человек отправили в колонии рабами, около 250 человек приговорили к смертной казни. Двадцать девять человек должны были казнить в Дорчестере, но два палача запротестовали, что не могут за один день провести казнь через повешение, волочение и четвертование такому количеству людей. Одной женщине отсекли голову за то, что она предложила еду и воду бежавшему «бунтовщику». «Господа, – сказал Джеффрис присяжным, – на вашем месте я бы признал ее виновной, будь она моей матерью». Джеффрис громко смеялся, подшучивал и издевался над бедственным положением арестантов, которых приводили к нему на суд. Обычно он говорил, что «лижет обвиняемых жесткой стороной своего языка». «Я вижу тебя, преступник, вижу тебя уже с петлей на шее». Когда ему сказали, что один обвиняемый полагается на милость прихода, он отвечал: «Я избавлю приход от такого бремени».
Разгром восстания Монмута укрепил власть короля. Яков одержал победу над своими врагами и теперь приступил к процессу построения нового государства на основе своей абсолютной власти. Он решил упразднить Акт о присяге, таким образом позволяя католикам встать во главе различных служб; он хотел отменить Хабеас корпус акт, чтобы получить больше контроля над своими противниками и сохранить постоянную армию примерно в 20 000 человек. Армия ему требовалась, чтобы обезопасить себя от «возмущений», внутренних и внешних.
Летом того же года после поражения Монмута примерно 15 000 солдат разбили лагерь на Ханслоу-Хит. Юрист того времени, сэр Джон Лоутер, вспоминал, что постоянная армия «удивляла народ Англии», который никогда не слышал о войсках в мирное время. Вскоре солдат разместили по всей стране, где под предлогом преследования «бунтовщиков» они могли действовать как служба безопасности Якова. Часть их рабочего времени уходила на разгон собраний баптистов и пресвитериан, которые в тот период снова превратились в самых преследуемых из нонконформистских сект. При активном содействии Сэмюэла Пипса король также вознамерился создать мощный военный флот. Это было необходимой частью его плана укрепить и использовать колониальные территории в Индии, Северной Америке и Вест-Индии. Его, таким образом, можно считать одним из основателей торговой империи, которая появится в XVIII веке.
Двойные узы абсолютной монархии и католической веры гарантировали дружеские отношения Якова II и Людовика XIV, и, естественно, Англия забеспокоилась, когда осенью 1685 года король Франции отменил Нантский эдикт, обеспечивавший свободу вероисповедания его протестантским подданным. А вдруг Яков пойдет тем же путем? Конечно, было мало оснований думать, что он отважится на меры против государственной Англиканской церкви, но король мог попробовать ограничить ее в правах. Отношение к протестантам-гугенотам, которые бежали в Англию, не обнадеживало: Яков считал, что они настроены против монархии, и не хотел, чтобы они оставались в его королевстве. Однако они остались, поселились в Спитлфилдзе и в других районах Лондона и фактически создали английскую шелковую промышленность.