Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)

Она не разговаривала с ним с того самого утра — с того взгляда за завтраком. Не уверена насчёт того, как ей стоит вести себя с ним.

Но он пускает её, и они тоже сидят вместе в гостиной. Обмениваются сложными взглядами каждый раз, когда один из них замечает, что другой смотрит на него.

Её великий жест — жест, который в действительности оказался просто ужасным — оказал… странное влияние на их взаимоотношения. Она доказала то, что он хотел. Доказала, что ей не стыдно. И она носит подвеску каждый день.

Но они не стали чем-то. Не стали парой.

Их даже сложно назвать любовниками.

На самом деле, кажется, что этот её жест в большей степени покорил Слизерин в целом, чем конкретно Драко. Нотт и Забини относятся к ней свободнее. Даже люди, которых она видит редко, такие как Пьюси и Булстроуд, как будто чувствуют себя комфортно рядом с ней. Они перестали недовольно коситься на неё. Словно поняли, что она сдалась. Поняли, что она сделала с собой.

Но Драко… Драко, кажется, проверяет её.

Ждёт, пока она вернётся в Гриффиндор в слезах. Ждёт, пока она начнёт притворяться, что ничего из этого не хотела.

Возможно, он не понимает перманентность этого. Перманентность того момента, когда его губы коснулись её, увековеченного в чёрно-белой печати.

— Я против, — огрызается Пэнси, и Гермиона отвлекается от своих размышлений. Снова смотрит на неё, внимательно изучает её взглядом.

— Почему?

И ей действительно, действительно любопытно.

Пэнси Паркинсон — это загадка. Ещё несколько недель назад Гермиона думала, что знает о ней всё. Она думала, что в Пэнси не было ничего, кроме горькой смеси из предубеждений на тему крови, соперничества между факультетами и общей зависти, спрятанной под невозможно симпатичной маской. Думала, что она все эти годы висела на Драко только ради статуса и возможного наследства, как говорил он сам.

Но теперь она не так уверена. В прошлый раз, задав этот вопрос, она точно не получила настоящий ответ.

Потому что Пэнси Паркинсон, кажется, ненавидит её так сильно, что ведёт себя практически как если бы боялась её.

Вот как сейчас, когда она ёрзает на кушетке, бормоча:

— Что значит почему? — и её лицо краснеет, а ноздри раздуваются.

— Как я сказала, — отвечает Гермиона, стараясь звучать равнодушно. Спокойно. — Конкретно мы с тобой никогда не ссорились. А моя кровь? — она откладывает своё эссе. Немного подаётся вперёд, чтобы получше взглянуть на Пэнси; её тёмные глаза кажутся бездонными. — я сомневаюсь, что дело в этом.

Эти глаза тут же широко распахиваются, а затем Пэнси тоже подаётся вперёд. Выплёвывает:

— Ты отправила моих родителей в Азкабан.

— Ты знаешь, что это не так. Не я. Не лично я, — Гермиона чувствует, как её руки сжимаются в кулаки. Старается звучать всё так же спокойно. — они просто оказались не на той стороне.

— Иди нахуй, ты грязная, мелкая… — её резкий голос разносится эхом по пустой гостиной, но Гермиона обрывает её, прежде чем она успевает закончить.

Спрашивает то, что она действительно хотела узнать всё это время.

— Ты влюблена в Драко?

Пэнси давится словом “грязнокровка”, что кажется почти поэтичным. По артериям Гермионы разливается какая-то глупая радость, которая, впрочем, растворяется, когда она видит, как Пэнси становится очень, очень бледной.

— Что? — сдавленно спрашивает она.

— Ты влюблена в него? По-настоящему, действительно влюблена в него? — теперь она уже не может остановиться. Должна выяснить всё до конца. — я долго думала, что это не так, но теперь я понимаю, что, возможно, была неправа. Это единственная причина, которая приходит мне в голову — почему ты ненавидишь меня так сильно.

Пэнси застывает, совершенно ошарашенная, кажется, практически на целую минуту, её идеально симметричное лицо становится совершенно пустым.

Затем выражение её лица меняется, и она фыркает, откидываясь назад — делает это так неожиданно, что пугает Гермиону.

— Ты же, блять, лучшая ведьма нашего курса. Я думала, ты окажешься более креативной.

Из уст Пэнси это звучит почти как комплимент.

Но она не может толком на этом сфокусироваться, потому что Пэнси — она сказала нет. Она сказала нет, и теперь Гермиона запуталась.

А она терпеть не может это чувство.

— Нет? — выдыхает она, нахмурившись так сильно, что от этого может заболеть голова.

Пэнси снова фыркает и устраивается на кушетке поудобнее, вытягивая длинные голые ноги и скрещивая лодыжки.

— Нет, дурочка. Не-а.

— Тогда почему—

— Я ненавижу тебя, потому что я точно знаю, как легко тебе было бы разрушить их жизнь. — она обводит широким жестом всю гостиную Слизерин. — мои друзья. За эти восемь лет они стали моей семьёй. Я ненавижу тебя, потому что ты пробралась к нам, и они достаточно глупы, чтобы доверять тебе, но я вижу тебя насквозь. И я знаю. Я знаю. Один неверный шаг от любого из них, и ты используешь этот ебучий золотой пьедестал, на который волшебное общество вознесло тебя после войны, чтобы уничтожить их.

Гермиона обдумывает это секунд десять.

А затем качает головой.

— Нет.

— Извини, блять, что?