Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды

Большинство женщин носили длинные юбки. Это были обычные горожанки, они тащили покупки, белье, кувшины с водой или ребятишек. Но некоторые носили пышные кринолины со сборками и вышитые корсажи. Корсажи поддерживали, но ни в коем случае не скрывали грудь. Украшения из меди, олова, бронзы, серебра, золота, янтаря, пестрые маленькие сандалии. А такого разнообразия шляпок Рейду не приходилось видеть и на Елисейских полях. Когда ахейские моряки выкрикивали непристойные приветствия, некоторые из женщин хихикали и махали платками.

Диор и Рейд растолковали коменданту порта, что у них официальное поручение к Ариадне. Тот поклонился.

— Разумеется, господа, — сказал он. — Я тотчас же отправлю лодку с гонцом и вы, несомненно, будете приняты завтра утром, — он с интересом взглянул на Рейда. — А покуда не окажете ли честь моему дому?

— С удовольствием, — ответил Рейд. Диору, конечно, хотелось бы провести вечер весело, в приморской таверне, но он был вынужден принять приглашение.

Улицы были без тротуаров, но широкие, довольно ровные и мощеные камнем. На рыночной площади из разноцветных камней были выложены изображения осьминогов и лилий, посередине бил фонтан, у которого под присмотром женщин играли дети. Чистота улиц обеспечивалась сложной системой канализации и дренажа. Рабочая суета походила на афинскую, но в ней было больше порядка, легкости и веселья. Но Рейд заметил на улицах Атлантиды то, чего не было у ахейцев, отвергавших критскую культуру, — лавки с товарами из Британии, Эфиопии, Индии и Испании; наемных писцов, предлагающих свои услуги, архитектора, готового по заказу начертать на папирусе проект дома, школу, из которой выходили мальчики и девочки с восковыми табличками и стилосами в руках (причем не все из них были детьми из богатых семей); поющего слепого старца с лирой в руках…

Как на море осеннем шторм,

Как солнца медное сиянье,

Твоя любовь меня сожгла,

Оставив лишь воспоминанье,

Как на море осеннем шторм.

Вернись и успокой волны роптанье,

Как на море осеннем шторм,

Как солнца медное сиянье…

Дом коменданта порта оказался большим, просторным, с двумя дворами. Стены комнат были расписаны фресками, изображающими животных и растения в критском стиле, ярком и реалистичном. Полы по всему дому затерты цементом и застланы циновками, обувь полагается снимать у входа. Мебель восхитила бы Памелу: деревянные сундуки, кровати и стулья, круглые столы с каменными столешницами, кувшины, светильники и жаровни причудливых форм, тонкой работы и приятной расцветки. В нише — терракотовая статуэтка Богини в облике Матери Реи. Перед обедом члены семьи совершили омовение и, встав на колени, попросили у Богини благословения.

После застолий у Эгея Рейд наслаждался искусно приготовленными дарами моря, овощами, белым хлебом, козьим сыром, медовыми лепешками на десерт и отменным вином. За столом поддерживалась обычная беседа, как во всяком цивилизованном обществе: хозяин интересовался вопросами астрономии и естествознания и не возражал, когда в разговор вмешивались жена или дети. Допьяна никто не напился, а в отведенных помещениях гостей не дожидались молодые рабыни. (Хотя рабство было распространено по всей Талассократии, по земле Атлантиды должны были ступать лишь свободные люди. Служили здесь обычно дети бедняков за кров и пищу, а девушки еще и за приданое).

С трудом уместившись на маловатой для него кровати, Рейд размышлял: почему вышло так, что кефту, охранявшие мир и законность, развивавшие выгодную для всех торговлю, такие дружелюбные, чистоплотные, талантливые и просвещенные, оставили память о себе лишь в образе чудовищного людоеда в страшных закоулках Лабиринта? «Ничего удивительного, — подумал он, — ведь пишут хроники и слагают легенды победители».

Дверь он оставил открытой, чтобы было свежее. Была ясная звездная ночь. Но на фоне звезд вырисовывался вычурный силуэт вулкана. Над его вершиной курился дым.

Лидра, Ариадна Атлантиды, прикоснулась ко лбу Рейда.

— Будь благословен во имя Богини и Астериона, — взгляд ее был тревожным.

Он поклонился.

— Госпожа моя, прости чужеземца, он не знает всех правил поведения.

Тишина повисла в удлиненной мрачной комнате. Дверь, единственный источник света, была плотно закрыта из-за дождя. Напротив нее начинался коридор, уводивший в глубину Лабиринта, этого храма-дворца. Мозаика на стене изображала Богиню во всех трех ее ипостасях — Девушки, Матери и Старухи. Изображенные на северной стене люди с орлиными головами и крыльями сопровождали усопшего на последний суд. Картина была выполнена в обычной критской манере, но гораздо мрачнее. Фигуры, казалось, шевелились в колеблющемся свете лампад. С бронзовых жаровен перед ними поднимался дым, хоть и смягченный запахом сандалового дерева, но все равно щекочущий ноздри.

— Присаживайся, если хочешь, — верховная жрица села на свой мраморный трон, покрытый подушками.