Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды

Я/мы: Нога, принадлежащий Охраняющему Северные Ворота и другим, которые могут быть, Главному Паромщику и Скорбящему, которые не будут больше, Много Мыслей, Открывателю Пещер и Мастеру Песен, которые не могут больше быть; Крылья, принадлежащий Искателю Железа и Освещающему Дом и другим, которые могут быть, Много Мыслей, который не может больше быть; юная Рука, что учится делиться воспоминаниями, создадим единство!

(О, свет, ветер, река! Они слишком сильны, они хотят разделить меня /нас).

Сила. Это не первый Рука, который приходит сюда вспоминать путешествие, совершенное за много лет до того, как появился на свет. И не последний. Думайте о силе, думайте о покое.

(Что-то размытое, две ноги без лица… нет, у них были клювы?)

Вспоминайте! Лягте свободно на землю, под шепчущие листья, пейте свет и ветер и шум реки. Пусть воспоминание хлынет свободным потоком, о тех делах, что свершились еще до того, как мой /наш Рука появился на свет.

(Теперь яснее: они были такими странными, так как же можно их увидеть, не говоря уже о том, чтобы удерживать их облик в памяти… Ответ: глаз учится видеть их, нос — чувствовать их, язык Ног и конечности Крыльев — трогать их кожу, ноздри — ощущать издаваемый ими запах).

Это идет хорошо. Быстрее, чем обычно. Возможно я /мы можем создать хорошее единство.

(Укол радости. Привкус страха в вызванных воспоминаниях… что-то чужое, опасность, боль, смерть, и все вместе — мучение).

Лежи спокойно! Это было давно.

Но время тоже едино. Настоящее нереально; лишь прошлое и будущее имеют достаточную для реальности протяженность. То, что случилось тогда, должно быть известно нам. Чувствуй каждой клеточкой моей /нашей юной Руки, что я /мы — это часть Нас, Нас из Громового Камня, работающих с железом, строителей, пахарей, обитателей домов и торговцев — и что каждое из единств, которые Мы можем создать, должно знать и тех, кто пришел с неба.

Пусть единство снова вспомнит и отобразит путешествие Открывателя Пещер и Скорбящего, те дни, когда чужие, обладающие лишь одним телом, но все же умеющие говорить, прошли через горы к неведомой битве. И каждое такое воспоминание дает мне /нам все больше внутреннего зрения, позволяет пройти немного дальше по той тропе, что ведет к пониманию их.

Хотя может случиться так, что мы путешествуем по тропе в неверном направлении или не по той тропе. Тот, кто вел их, сказал однажды, что он (она? оно?) сомневается в том, понимают ли они сами себя, а если нет, то смогут ли когда-нибудь понять.

1

Спутник-тюрьма вращался вокруг Ллинатавра по большой наклонной орбите достаточно далеко от трасс регулярного космического движения. В иллюминаторе камеры Хуга Мак-Кормака была видна планета в разных ее фазах. Иногда это была темнота, тронутая по краям золотисто-красными лучами солнца, — возможно, это город Катаврайанис звездой сверкал в ночной тьме. Иногда — ятаган, ярко сиявший под Солнцем. Время от времени он видел полностью всю планету — блестящий шар, голубой в тех местах, где простирались океаны, оттененный серебристыми облаками там, где лежали огромные зеленые континенты.

Земля с такого расстояния выглядела почти так же (если смотреть на планету с более близкого расстояния, было заметно, что вид у нее изможденный, как у любой постаревшей красавицы, знавшей в своей жизни слишком многих мужчин), но до Земли две сотни световых лет. И ни один мир не походил на рыжевато-коричневый, словно покрытый ржавчиной, Аэнеас, по которому так тосковал взор Мак-Кормака.