Мидгард

С каждым часом его спутники становились все молчаливее. Сначала Лиф отнес это к тому обстоятельству, что все их внимание концентрировалось на спуске, ведь путь в Царство Мертвых был не легок. Коридор, отходивший от ворот пещеры Рыжего Петуха, нигде не разветвлялся, и поэтому не было опасности заблудиться, но он круто шел вниз и часто становился настолько тесным, что беглецам приходилось продвигаться на четвереньках или ползти по-пластунски, прижимаясь всем телом к камням, которые были так горячи, что Лиф чуть не кричал от боли.

Но не это было настоящей причиной молчания Бальдура и Ойгеля. Когда они присели отдохнуть, Ойгель избегал смотреть на Лифа, а Бальдур в ответ на вопросы мальчика недовольно ворчал и советовал ему не отвлекаться на всякие глупости.

Тут Лиф понял, что аз и король альбов чего-то боялись.

Мысль об этом подействовала на него отрезвляюще. Конечно, и он боялся, даже, можно сказать, испытывал панический страх. Но он и не подозревал, что Бальдуру — сыну Одина! — было знакомо это чувство.

Чем глубже они проникали в недра земли, тем труднее им было передвигаться. Вскоре они уже не могли шагать прямо, а только ползли. Мальчик и альб страшно устали, и лишь сверхчеловеческая сила Бальдура помогала им продвигаться вперед.

Наконец коридор стал просторнее и примкнул к заполненной мерцающим красным светом пещере, потолок которой терялся в вышине. Дно пещеры покрывал щебень, и крупные обломки скал, громадные подпорки из блестящей застывшей лавы поддерживали ее свод, а внутри стояла такая невыносимая жара, что Лифу казалось, что он вдыхает огонь. Жуткие крики и стоны стали громче. Под ногами беглецов слышалось глухое, то нарастающее, то затихающее шипение, похожее на шум морского прибоя, но гораздо более сильное и зловещее.

— Что это? — спросил Лиф.

Бальдур остановился и красными, воспаленными глазами посмотрел на мальчика.

— Этот шум? — спросил он.

Лиф кивнул.

— Это впадина Хвергельмир, — сказал Бальдур.

— А… а крики? — запинаясь, спросил Лиф.

— Ты сам увидишь, — буркнул Бальдур. — Идем.

Они пошли дальше, хотя Лиф готов был отдать все на свете, только бы часочек поспать. Но он не осмеливался об этом просить. Внутренний голос говорил ему, что здесь нежелательно отдыхать и что вообще здесь запрещено находиться. Одно их появление в проклятой пещере было святотатством, за которое неминуемо должно последовать наказание. Уснуть здесь означало бы верную смерть.

Почти час они блуждали среди причудливого мертвого ландшафта, состоявшего из потрескавшейся лавы и обломков камней. Наконец чуть-чуть похолодало. Сначала это был лишь легкий ветерок, но вскоре жара ощутимо начала спадать. А потом стало холодно.

В первую минуту Лиф этого даже не заметил. Последние несколько часов ему казалось, что он шагает по горящим углям, и теперь он не мог понять, действительно ли он мерзнет или просто привык к страшной жаре преисподней. Однако через несколько минут пальцы на руках и ногах защипало от холода, а изо рта во время дыхания выходили облачка пара.

Стало еще холоднее. Красный свет ведь это был кровавый свет Гелы, но камни, по которым они шли, теперь не трещали от жары, а покрылись тонким слоем инея, словно затянулись белой кожей. Лиф дрожал от холода, а Ойгель плотнее завернулся в плащ и втянул голову в плечи.

Внезапно Бальдур остановился и молча указал рукой вперед. Лиф и альб подошли ближе.

Дно пещеры под крутым углом уходило вниз, и когда Лиф поднял глаза и посмотрел по сторонам, он догадался, что бездна перед ними была кратером, поперечник которого был так велик, что его края расплывались в огненно-красной дымке. Скала под их ногами дрожала, из глубин каменной котловины доносились шипение и грохот, которые они слышали уже давно. Навстречу Лифу ударила волна ледяного, пахнувшего морозом холода и обожгла его лицо.

— Что это? — прошептал Лиф. Его голос исчез в чудовищной глубине котловины, как мгновенно испаряется в пустыне капля воды.

— Впадина Хвергельмир, — ответил Ойгель. Он тоже говорил шепотом. — Впадина богини Гелы. Посмотри-ка вниз, Лиф, ведь ты первый из смертных, который видит ее собственными глазами, и, скорее всего, кроме тебя, ее никто не увидит.

Лиф осторожно наклонился и посмотрел в глубину.

Черная скала отвесно обрывалась вниз. Она была по меньшей мере в десять раз выше, чем тот скалистый берег, на котором в детстве Лиф любил сидеть и мечтать. Дыхание мальчика сковал холод, повеявший ему навстречу. Бесконечно далеко под ногами, казалось, сверкала вода.

Отсюда берут начало все реки Мидгарда, — продолжил Ойгель. Любой ручей или источник и даже Мировое море, которое вы, люди, называете Холодным Океаном, начинается именно здесь, во впадине Гелы. Однажды вся вода снова сюда вернется, как и все живое, — добавил он.

Лиф вздрогнул и выпрямился. Впадина Хвергельмир была началом всех источников — нечто такое, к чему не позволено прикасаться людям. И даже богам.

— Мы должны… спуститься вниз? — прошептал он.

Ойгель кивнул.

— Это единственный путь.

— А потом? — спросил Лиф.

Ойгель отвел взгляд: отвечая Лифу, он смотрел мимо него, в пустоту.