Midnight in Moscow

Пропагандистский план Гитлера по оправданию войны заключался в том, чтобы перевернуть правду и выставить Германию жертвой, утверждая, что немцы подвергаются насилию со стороны варварских поляков на бывших немецких территориях и что сама Германия подвергается нападению со стороны Польши. В интервью, данном после войны из своей камеры в Нюрнбергской тюрьме, Герман Геринг объяснил необходимость и обоснованность немецкой военной пропаганды:

Конечно, люди не хотят войны. Зачем какому-то бедному крестьянину рисковать жизнью на войне, если лучшее, что он может от нее получить, - это вернуться на свою ферму целым и невредимым? Естественно, простые люди не хотят войны; ни в России, ни в Англии, ни в Америке, ни, тем более, в Германии.... [Но] именно лидеры страны определяют политику, и всегда просто потащить за собой народ, будь то демократия или фашистская диктатура, парламент или коммунистическая диктатура.

[Народ всегда можно подчинить лидерам. Это легко. Достаточно сказать им, что на них напали, и осудить пацифистов за отсутствие патриотизма и подвергание страны опасности. Это работает одинаково в любой стране.

Именно так Гитлер объяснил немецкому народу и всему миру начало войны Германии против Польши. В своем обращении, объявившем о вторжении рано утром 1 сентября, Гитлер заявил, что этнические немцы в Польше стали объектом "кровавого террора, изгнанные из дома и хозяйства", и что Польша совершила "неприемлемые нарушения границ Германии". Позже он заявил, что был вынужден применить силу против Польши, потому что немецкие женщины и дети подвергались насилию со стороны "зверских и садистских" поляков. Нацистское министерство пропаганды распространяло и печатало сфабрикованные истории о зверствах поляков против этнических немцев.

По горькой иронии судьбы, учитывая то, что будущее покажет преступления нацистов против человечности в Польше, немецкая пропаганда обвиняла в начале войны "варварство поляков против немцев" - "зверское и садистское" обращение Польши с гитлеровским фольксдойче. Гитлер также поручил СС организовать ложные нападения на немецкой границе, чтобы приукрасить образ Германии как жертвы. Чтобы еще больше укрепить статус Германии как "жертвы", нацистское министерство пропаганды не позволяло немецкой прессе называть вторжение в Польшу войной. Вместо этого немецкое правительство заявило, что вторжение в Польшу было "военной интервенцией". Только после того, как Великобритания и Франция объявили войну Германии 3 сентября 1939 года, можно было использовать термин "война". После этого нацисты называли вторжение в Польшу "оборонительной войной" (Verteidigungskrieg).

Ни одна немецкая пропаганда не могла оправдать агрессивную войну против Польши, и название "военная интервенция" не меняло ее характера. Более того, ни одна из законных претензий Германии, возникших в результате Великой войны и Версальского договора, не оправдывала вторжения в Польшу. Никто не оправдывает Германию за развязывание агрессивной войны, потому что у нее были претензии", - утверждал судья Джексон в Нюрнберге, и трибунал не решал, были ли у Германии "претензии". Если у нее были реальные претензии, то посягательство на мир во всем мире не было ее средством защиты".

По словам главного советского обвинителя генерал-лейтенанта Романа Афанасьевича Руденко, нацистские подсудимые в Нюрнберге были виновны в том, что они "долго готовили эти преступления, а затем совершили их, напав на другие страны, захватив чужие территории". Как заметил судья Джексон, вторжение в Польшу "не было неподготовленным и спонтанным взятием в руки оружия населением, возбужденным каким-то текущим возмущением". Это была давно спланированная и неоднократно угрожаемая агрессивная война.

Глубокие отголоски в "специальной военной операции" Путина того, что судья Джексон назвал "безумным и меланхоличным послужным списком" преступлений против мира, доказанных в Нюрнберге, просто ужасают. Они варьируются от ложных обвинений в адрес объекта агрессии (утверждения об украинском "геноциде", как и обвинения в польском "варварстве") до запрета на использование слова "война" для описания преднамеренного и массированного военного вторжения. И все же, несмотря на вопиющий характер, необычайное сходство между войной России против Украины и войной Германии против Польши также поучительно.

В каждой из этих историй один из игроков (капрал и подполковник), оказавшийся на проигравшей стороне глобального конфликта (Великой и Холодной войн), который, по его мнению, его страна на самом деле не проиграла (только из-за "удара в спину" в Берлине и Москве), пришел к власти, подавив зарождающуюся демократию в своем стремлении восстановить империю, территория которой была отторгнута злыми иностранными интересами. Движимый историей (Фридрих Великий и Петр Великий, соответственно) и глубоким чувством обиды, каждый лидер стремился исправить великую "геополитическую катастрофу", которую его страна пережила в XX веке.