Поразительное зрелище феодальной активности стало поэтому логичным результатом геополитического накопления – или, по-простому, захвата земель, которое может осуществляться в форме завоевания, культивации или же продолжительной колонизации и заселения. Эти формы завоевания отличались от централизованных каролингских кампаний их индивидуализированным, спонтанным и даже «диким» характером. Если каролингские военачальники систематически водили аристократию в ежегодные военные кампании, начинавшиеся весной и направленные против соседних государств, что позволяло соединять стремление знати к новым землям с более широкими вопросами безопасности государства и в результате порождало геостратегический паттерн концентрического расширения империи, военные кампании XI в. были по своему характеру судорожными, ведь они отражали «транснациональную» сущность подвижного рыцарского класса. Бойцы-конники стали (1) общеизвестными «рыцарями удачи» или «рыцарями-грабителями», (2) наемниками, продающими свои услуги любому, кому они были нужды и кто мог их купить, (3) спутниками крупных военачальников, инициировавших более масштабные предприятия, которые обещали не только легкую поживу и трофеи, но и возможность получить земельные сеньории, (4) крестоносцами, соединявшими в себе все эти характеристики, прикрываемые религиозной завесой воли Бога:
Поскольку четыре экспансионистских движения столкнулись с весьма разными культурами, обладающими разными формами экономической организации – начиная с лесопастбищной или примитивно-коммунальной и заканчивая высокоразвитой аграрной (которая, например, существовала в испано-арабских ирригационных культурах) и торговой, появившиеся в итоге формы сеньории не могли просто повторить образцы, принесенные рыцарями со своей родины. Конечно, в общем случае, захватчики стремились организовать новоприобретенные земли в соответствии со своими традиционными поместными системами. Однако результат франкской настойчивости зависел от конкретных условий встречи между различными агрессорами и местным населением. Эти условия определяли либо (1) экспроприацию, изгнание или уничтожение местных правящих классов – как это случилось в Англии, Уэльсе, восточной Ирландии, Испании, Бранденбурге или других приграничных немецких сеньориях; либо (2) ассимиляцию, взаимное приспособление при помощи смешанных браков – как в Шотландии, Померании и Силезии; либо (3) «зачищенные сеньории», возникающие на освобожденных землях, и деревни крестьян-пионеров, образующие новые эко-политические ниши для мигрирующей знати – как в центрально-восточной Европе. В этом процессе экспансии было задействовано множество политических форм сеньорий – военных, возникающих при завоеваниях, религиозных или заново основанных, – чью природу можно понять только в контексте социальных и географических обстоятельств сталкивающихся обществ. Это социально единое, но географически неравномерное геополитическое накопление заложило основы расходящихся долговременных процессов формирования государств в различных европейских регионах, опиравшегося на различные конфигурации феодальной власти. Эти расхождения получили особенно значимое развитие в случае Англии и Франции, то есть двух архетипичных и зачастую неверно объединяемых друг с другом образцов формирования нововременного государства. Эта бифуркация долговременных траекторий, начавшаяся в XI в. и усилившаяся во время кризиса XIV в., имеет огромное значение для оценки природы вестфальской системы государств, вращающейся вокруг абсолютистской Франции, и нововременной системы государств, завязанной на капиталистическую Британию.