Где та «великая личность», которой обязан своим пышным расцветом митраизм, в первых веках нашей эпохи распространившийся столь широко, что современникам можно было серьезно задуматься над вопросом: каким будет мир, митраистским или христианским? Но, ведь, и относительно очень влиятельных культов Диониса и Озириса или относительно браманизма не приходится говорить о «великой личности», положившей начало этим религиям. Ведь, если относительно историчности мнимого основоположника буддизма взгляды исследователей расходятся, то по отношению к Зороастру, мнимому основоположнику персидской религии, и Моисею, основоположнику израильской, ни у кого нет сомнений в том, что они отнюдь не являются историческими личностями. Само собой понятно, тем не менее, что и в этих религиях ярко сквозит идея выдающейся личности, сознательного и энергичного индивида, которому данное религиозное движение, будто бы, обязано своим происхождением, организацией и действенностью. Но еще большой вопрос, должны ли эти личности, которым приписывается основание указанных религий, быть «великими», «единственными в своем роде», чтобы добиться успеха. И чем иначе, как не потерей исторического чутья, как не кружением в заколдованном «порочном кругу», можно назвать то, что проделывается либеральными теологами? Отодвигая на задний план Павла, об организаторском и агитаторском таланте которого мы знаем из его посланий, в пользу воображаемого Иисуса, они, с одной стороны, пытаются доказать великое значение христианства «своеобразием» «единственного в своем роде» мнимого основоположника этой религии, а с другой — доказать существование «единственного в своем роде» Иисуса тем значением, которое приобрела христианская религия. «Совершенно несостоятельным и пустым является утверждение, — пишет Лютцельбергер, — будто изображение Христа в такой яркой и индивидуальной форме, какая нам дана в евангелии, было бы совершенно немыслимым, если бы не существовало в действительности человека, подобного евангельскому Иисусу. Поэзия, вымысел не были бы, мол, в состоянии выдумать и сохранить такой яркий и четко очерченный образ, каким является евангельский Иисус. Но, ведь, та личность, которая выступает перед нами в евангелиях, отнюдь не является цельным, единым образом. Ведь, мы в евангельском Иисусе имеем человека, который говорит то так, то иначе, в духовном отношении чрезвычайно мозаичен, в четвертом евангелии обрисован совершенно не так, как в первом. Лишь с очень большими трудностями удается склеить что-то более или менее цельное из отдельных штрихов евангелия, а поэтому нет ни малейшего основания из оригинальности евангельского Иисуса делать заключение к его исторической достоверности.
Гораздо естественней другое заключение. Если бы у истоков христианства стояла такая личность, с такой биографией, с такими речами, какие мы находим в евангелии, то вся история христианской церкви была бы совершенно иной, как иной была бы и история иудеев, будь у них в действительности такой Моисей с его законом, каких мы находим в ветхом завете.