Миф о Христе. Том II

Затем он дает бой поклонникам этой школы на ее же собственной территории, на евангелиях, и кропотливо, шаг за шагом, мотив за мотивом, разбирает и показывает, как неправы, даже слепы все те, кто в этих произведениях хочет видеть исторические и биографические документы. Основная ошибка исторической школы, по мнению автора, заключается в том, что последняя проглядела философский смысл, подлинный характер евангелий и вычитала в них то, чего там нет и не было: историю, биографию. «Вчитываясь внимательно в писания нового завета и экзегетическую литературу отцов церкви, мы ясно и неоспоримо видим, что там никогда речь не идет о чисто человеческой стороне жизни Иисуса, а только и исключительно о философской стороне ее. Авторы этих писаний, говоря об Иисусе, никогда не хотят быть простыми летописцами, записывающими для памяти людей события, а философами, представляющими в Иисусе осуществление своей философской идеи. В евангелиях мы имеем дело с олицетворением в нем (Иисусе) творческих мировых сил». И, беря момент за моментом евангельской биографии Иисуса, польский ученый показывает, что все они выводились авторами только для того и только потому, чтобы «сбылось писание».

В результате анализа оказывается, что Иисус — воплощение философской идеи, божество, а не человек.

Но где же и как разрабатывался его образ?

В гностических школах или сектах! И Немоевский дает блестящий очерк различных ветвей гностицизма с их священными символами-тотемами: агнцем-ягненком, рыбой, змеем, совокупность коих вылилась в христианство.

Если до сих пор в разработке вопросов об Иисусе и христианстве названный ученый шел путем, проложенным его предшественниками, то дальше, будучи и там даже глубоко оригинальным, он обратил внимание и пролил блестящий свет еще на одну сторону, до него мифологической школой не затрагивавшуюся, — на раннее христианское искусство катакомб. Последний отдел «Философии» и третий большой труд «Тайны христианской астрологии» («Tajemnice astrologji chrzescijanskiej», 1913 г., вышел и немецкий перевод) посвящены им доказательству, что даже раннехристианская живопись знала и трактовала Иисуса не человека, а божественное существо, воплощение, антропоморфизацию божества, причем в основу своих картин, изображений клала гностическую символику и астральные схемы.

Перу Немоевского принадлежит также ряд небольших работ: «Сотворение мира по библии», «История креста», «Два древа библейских», а также несколько десятков мелких и крупных статей, посвященных разбору различных христианских и примыкающих к последнему мотивов. Основательное знание новых и древних языков, включая еврейский, огромная начитанность в литературе предмета, — все это давало ему возможность работать по первоисточникам.

Таким образом, Немоевский до конца своей жизни был ярким представителем и апостолом основанного еще Дюпюи астрального направления в мифологической школе. На этот же путь, немного позднее его, вступил другой представитель названной школы, немецкий офицер, укрывшийся под вымышленной фамилией псевдонимом Фурмана.

X. Фурман

Фурман в 1912 году, независимо от Немоевского воскрешая взгляды Дюпюи, выпустил книгу под само за себя говорящим заглавием «Астральный миф о Христе» (Christian Paul Fuhrmann, «Der Astralmythus von Christus»).

В ней он, подобно Немоевскому, дает объяснение евангельской биографии Иисуса, отдельным моментам его мнимоисторической жизни, выводя их из картин звездного неба. Таково же происхождение всех притч галилейского проповедника, причем все они сходятся в сущности к одной притче о «царстве небесном», под которым надлежит понимать усеянный звездами и созвездиями небесный свод. Этот звездный или астральный язык, это астральное откровение, однако, были доступны не всем.

Истинный астральный смысл евангельских историй открывался только некоторым мистам, посвященным в таинства христианского сокровенного культа. Если вычесть из евангелий все то, что своим происхождением обязано звездной книге откровения, то останется только горсточка изречений морального характера, кои «принадлежат исконному духовному наследию человечества и были вплетены в соответствующие места. Также были введены сюда и некоторые древневавилонские догмы».

Если Фурман, как и его предшественник, стояли, главным образом, на астрально-символической точке зрения, то иного взгляда, мифико-символического, придерживается выступивший одновременно с ними историк Самуил Люблинский.

С. Люблинский