Миф о Христе. Том II

В той части книги, где он развивает свои взгляды на происхождение христианства, он выводит его, подобно всем вышеназванным ученым, из слияния иудейских мессианских чаяний и языческой веры, выводит в виде страдающего, умирающего и воскресающего спасителя. Показав, что главные евангельские моменты, а также раннехристианские церковные установления находят свое объяснение только в языческих религиях, особенно митраистической, египетской и сирийской, он все же не решается сделать само собою напрашивающегося вывода и уклончиво говорит: «При таком положении вещей неудивительно, что некоторые исследователи подвергли сомнению и сочли продуктом мифотворчества также жизнь самого Иисуса. Однако, решение вопроса об этом вряд ли когда-либо будет дано, так как наличного материала для этого недостаточно. Но все же следует признать, что в пользу радикального мифического понимания говорят веские доводы, и, что абсолютно решающих доводов в пользу историчности личности Иисуса, привести нельзя.

Возможно, даже вероятно, что Иисус из Назарета дал толчок к возникновению христианства. Однако, в высшей степени невероятно, чтобы к нему подходило, хотя бы только в некоторой степени, то место и значение, какое приписало ему евангельское предание.

Касаясь далее вопроса о зарождении христианства, особенно римской церкви, он говорит, что как христианство первых трех веков покоится на слиянии иудейского и эллинистического духа, так она зиждется на объединении иудейского и римского духа.

«Многое, ведь, у них обоих было общее: стремление к обрядности — ритуализму, трезвый взгляд на вещи, стремление к прочной социальной связи. Чего недоставало у иудейства, то с избытком восполнял Рим: политический инстинкт, широкий государственный взгляд, использование момента. Это — церковь роскоши, силы, ненасытности, беспощадности».

Если судить по ссылкам на использованную литературу, то можно думать, что Фоллерсу были совершенно неизвестны труды предшествующих и современных ему представителей мифологической школы. Этим обстоятельством, а также тем, что он вопросом о христианстве особенно не занимался и не выделял из его среды других, можно, пожалуй, объяснить то, что он не сделал логически вытекавшего вывода и не отверг категорически историчности Иисуса. А между тем, как раз в его годы выступил на сцену новый поборник этой школы, один из современных «столпов» ее, американец, профессор математики Вильям Бенжамен Смит.

В. Смит

Смит в ряды мифологов вошел своими двумя оригинальными трудами: «Дохристианский Иисус» и «Се бог. Раннехристианское учение о чисто божественном Иисусе».

В своих сочинениях Смит исходит из ряда, по его мнению, недоуменных вопросов. Мыслимо ли, говорит он, чтобы такое сильное движение, как христианство, началось с деятельности одного лица? Как понять, что Павел и даже апологеты так мало сообщают о проповеди и публичной деятельности Иисуса? Почему в новозаветных писаниях все более и более выступает божественная природа его, пока, наконец, в четвертом евангелии не доминирует окончательно? Теологи до сих пор учили, что человек Иисус был обожествлен, но такое допущение слишком неудовлетворительно и опровергается фактами. Не пора ли подойти к вопросу с другой стороны и посмотреть, не объяснятся ли проще факты при ином предположении, а именно, раннехристианская вера и евангелия превратили божество в человеческую личность, образ?

Поставив вопрос так, он обращается к источникам и находит там указания на существование дохристианского божества Иисуса.

Следы его культа он находит, прежде всего, в сохраненном у Ипполита гимне гностической секты наассенов, где Иисус, небесное существо, просит своего отца послать его на землю для освобождения от власти хаоса частицы божественного духа — души. В наассенах Смит видит дохристианских гностиков.

След дохристианского культа божества Иисуса он видит также в упомянутой Епифанием дохристианской иудейской секте назареев. Имя последних, позднее усвоенное христианам и Христу, — «назорею» или «назарянину», ни в какой связи не стояло с городом Назаретом, а, заключая в себе корень н-с-р, означающее «стражу, охрану», выражало идею поклонения культовому богу Иисусу, «стражу», «охранителю». Новое указание на дохристианского культового бога Иисуса, по Смиту, дает так называемый парижский заклинательный папирус, где есть заклятие именем «бога евреев Иисуса».

Наличием этого же культа Смит объясняет и ряд темных моментов в «Деяниях апостольских, напр., личность того таинственного александрийца, который «был наставлен в начатках пути господня и, горя духом, говорил и учил о господе правильно, зная только крещение Иоанново (18,24,28), или тех «двенадцать» «учеников в г. Эфесе, которые «не слыхали, есть ли дух святой», или же, наконец, не менее странные личности волхва Элимы «бар-Иисуса» (сына Иисуса) и самарянина Симона волхва, давшего так быстро крестить себя (13, 6 — 8, 8, 9 — 10).