– Когда в ЦК хлынул вал писем из университетов и провинциальных школ в защиту оскорблённых Хрущёвым художников, Шелепин и Семичастный предложили ко всем подписантам применить печально знаменитую 58-ю статью. Поскольку за идеологию формально продолжал отвечать Ильичёв, он мог бы одёрнуть Шелепина. Но побоялся. И сколько людей потом за поддержку художников выгнали с работы с волчьим билетом. За одно это Ильичёву нет прощения.
– Как сложилась ваша судьба после скандала с выставкой в Манеже?
– Я написала заявление об уходе из ЦК и осталась читать лекции на Высших литературных курсах. Правда, через год поэт Валентин Португалов, отсидевший по наветам почти два десятилетия на Колыме, испугался упрёков в поддержке носителей, якобы, формального искусства и подвёл меня под сокращение».
И далее:
«– А что, вы разве не знаете, как устраивались дела “лианозовцев” или некоторых других художников, якобы, с «левыми» взглядами?! Организовывались целые спектакли. Сколько шума было в своё время поднято вокруг так называемой бульдозерной выставки! А что произошло тогда в реальности? Мне всё во всех деталях как-то рассказал Владимир Александрович Набатчиков. Он был инструктором горкома партии и курировал московских художников. Это ему начальство приказало найти бульдозер. Потом возникли проблемы с водителем. В итоге за бульдозер усадили личного шофёра какого-то партийного функционера. Тот привык управлять лишь «Волгой». Дёргать за рычаги бульдозера ему было несподручно. Поэтому всё получилось неуклюже. Но что интересно: бульдозер уничтожал не все подвернувшиеся картины подряд, а выборочно. Все попавшие под нож машины холсты были заранее отобраны партаппаратом и согласованы с Рабиным. Никакой импровизации не было.
Зато сколько потом возникло шума. А всё ради чего? В разы повысить стоимость картин нужных художников. Плюс создать отдельным людям определённую репутацию. Во всём был политический расчёт. Кстати, как и в истории с выставкой в Манеже в 1962 году, здесь тоже из партийных бонз никто не пострадал. Если кому и досталось, то стрелочникам. Тот же Набатчиков вскоре получил на Пречистенке прямо напротив Академии художеств прекрасные пятикомнатные хоромы, в которых красовались многие картины художников с левыми взглядами. Позже его назначили директором Музея Востока. Но совесть была нечиста. И человек, в конце концов, спился» [ «Литературная Россия», 2015, № 1].Хрущёв пришёл на выставку 1 декабря. Его сопровождал Президент Академии художеств Серов и руководитель МОСХа Мочальский.
Хрущёв осмотрел картины на первом этаже, был очень доволен, картины ему понравились. Он пошёл на второй этаж, где увидел выставку абстракционистов. Он осмотрел выставку, сказал, что она ему не понравилась, и пошёл к выходу.
То есть повёл себя, как нормальный посетитель – нравиться/ не нравиться. Как видим, Хрущёв даже и не думал ругаться. Думаю, в этот момент «художники» напряглись – ведь провокация срывается и о них, гениях, никто не узнает!
И тут кто-то начал уговаривать Хрущёва не уходить, а высказать своё мнение. К сожалению, я не знаю, кто это был.
На что рассчитывали организаторы выставки и провокации Ильичёв и Серов? На то, что Никите эти «картины» не понравятся и он начнёт ругаться и поносить художников, тем самым невольно сделает им рекламу. Но организаторы выставки слабо верили в свой успех, было мало надежды на то, что Первый публично начнёт выражать свои чувства (так сперва и получилось). Но тем не менее этот их расчёт блестяще оправдался.
Вернувшись в зал, Хрущёв стал высказывать своё мнение и разошёлся: «Это педерастия в искусстве», «Если вам нравится Запад, то езжайте туда»; Неизвестному: «Сколько вы металла извели! Хочется плюнуть». Злой Хрущёв и его окружение убежали с выставки. Затем со второго этажа сбежал Серов, крича: «Случилось невероятное: мы выиграли! Они проиграли, мы выиграли, выиграли!»
Показательно, что Хрущёва всё время провоцировал Суслов.