Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад

Клинику она покидает с ощущением… холода. Холода и пустоты в груди. В руках у нее пухлый, кремового цвета конверт – сонограммы плюс аккуратно сложенный вдвое листок с заключением радиолога.

«Высока вероятность отклонений в развитии сердца», – сухо, безучастно отмечено в последних строках.

Вернувшись домой, Франсуаза вытряхивает сонограммы из конверта, раскладывает на кровати. Выглядят они… ну, трудно сказать. Вот трапециевидные контуры матки, вот белый силуэт малыша – огромная голова, сжавшееся в комок тельце. С виду все в норме.

Ах, если б ей удалось себя обмануть! Если бы ей хватило глупости поверить собственным выдумкам…

Кемпер накрывают вечерние сумерки. Колокола ближайшей церкви зовут прихожан к вечерне. Франсуаза садится за рабочий стол и вновь принимается за наброски.

Поначалу это просто помогало занять время, теперь же превратилось в сущее наваждение. То карандаш, то уголь дополняют рисунок новыми и новыми деталями, линии аккуратны, точны, как на ее чертежах. Наконец Франсуаза отстраняется, окидывает взглядом бумажный лист.

С рисунка в глаза ей смотрит богиня – грозная, сияющая белизной, пахнущая морским дном. Озаренная утренним солнцем, богиня парит над песчаным берегом бухты Дуарнене – великая, ужасная, неземная.

Руки дрожат… Франсуаза изо всех сил стискивает пальцы – раз, другой, третий. Наконец дрожь унимается.

Все это – на самом деле. Здесь и сейчас. Ее малыш – мальчик, причем ненормальный. Необыкновенный с момента зачатия.

В эту ночь, как и каждую ночь, Франсуазе снится, будто она снова выходит на берег Дуарнене. Из-под воды доносится звон колоколов, отбивающих полночь. Прохладный песок хрустит под босыми ступнями.

Едва она останавливается у кромки воды, волны расступаются, обнажая морское дно. На дне – каменные строения, густо обросшие морской травой, развалины дамб, кишащие лобстерами и крабами. Ноздри щекочет резкий запах морской соли, вой ветра в ушах предвещает шторм.

Богиня ждет Франсуазу в глубине самого высокого здания – должно быть, некогда здесь был тронный зал; сидит в полусгнившем деревянном кресле, развалившись, как сытая кошка… Рядом с нею другое кресло – большое, каменное, но это кресло пустует.

– Ты избрана, – говорит богиня. Голос ее подобен рокоту волн. – Немногим из смертных выпадает такая честь.

«Не нужно мне этой чести», – думает Франсуаза, как думает каждую ночь, но это бессмысленно. Дара речи она лишена – ее привели сюда не для разговоров. Привели ее только затем, чтоб богиня смогла взглянуть на нее, отметить мельчайшие изменения в теле, оценить ход беременности.

В мертвой тишине слышно биение сердца ребенка – пульс так быстр, будто вот-вот оборвется. В ушах вновь звучат слова гинеколога: «Врожденный порок сердца».

– Дитя мое, – с улыбкой произносит богиня. – Наконец-то великий Ис обзаведется наследником.

Наследником без наследства. Наследником гнилых бревен, обросших ракушками стен, города рыб, осьминогов, выбеленных морем костей. Наследником, лишенным сердца.

«Ему не суждено родиться, – думает Франсуаза. – Не суждено жить». Она бы и крикнула все это богине в лицо, но ничего не выходит: рта не раскрыть, губы словно скованы льдом.

– Не бойся, ты будешь щедро награждена, – говорит богиня.

Лицо ее бледно, как лица утопленников, губы лиловы, точно ей никак не согреться.

«Мне страшно…»

Но и этих слов Франсуазе не выговорить.

Богиня небрежно машет рукой. Она увидела все, что ей требуется, и Франсуаза может возвращаться назад – назад, в мир яви.

Снаружи, сквозь жалюзи, брезжит неяркий свет. Кто-то настойчиво барабанит в дверь. На будильнике одиннадцать утра – выходит, Франсуаза опять проспала. Казалось бы, ее давно должен был разбудить очередной приступ тошноты, однако сны о богине творят с ритмами организма черт знает что.

Франсуаза вскакивает с кровати. От резкого движения кружится голова. Опершись на прикроватный столик, Франсуаза мало-помалу приходит в себя. Живот отчаянно ноет.

– Минутку! – кричит она, накидывая халат и нащупывая ногами шлепанцы.

В дверной глазок виден лишь темный силуэт, однако эту манеру держаться слегка смущенно, будто явился на праздник без приглашения, Франсуаза узнает где и когда угодно.

Гаэтан!

Франсуаза распахивает двери настежь.

– Вернулся? – спрашивает она.

– Только что получил твое сообщение, и…

Тут Гаэтан умолкает, удивленно глядит на Франсуазу, не в силах сразу привыкнуть к ее новому облику – к огромному животу, к лицу в отеках…

– А я надеялся, ты шутишь, – уныло говорит он.

– Не настолько же плохо ты меня знаешь? – откликается Франсуаза.

Гаэтан пожимает плечами, входит в квартиру. С его бежевого плаща каплет на пол. Похоже, на дворе опять дождь. Ну что ж, не столь уж необычное для Бретани явление.

– Мало ли… со временем все меняется, – оправдывается Гаэтан.