Мифологические персонажи в русском фольклоре

В Новгородской губернии записан рассказ о том, как леший и его старуха сидят и едят кашу[114]. В Орловской губернии рассказывали, что во время бури, метели по ночам и в полдень дети лесового выбегают играть, а лесовиха следит за ними из кустов[115].

Недаром в заговоре, который должен произноситься при знакомстве с лешим, упоминается его сходство с человеком: «Дядя леший, покажись не серым волком, не черным вороном, не елью жаровою – покажись таковым, каков я»[116].

Д.К. Зеленин приводит запись, сделанную во Владимирской губернии, согласно которой леший говорит о себе: «Я такой же человек, как и все люди, на мне только креста нет, меня мать прокляла»[117].

С этим очеловеченным образом лешего легко увязывается бывальщина о том, как лешаки потребовали перенесения на другое место лесной избушки, так как она стояла у них на дороге: «Пара за парой едут лешаки в тарантасах. Только копыта стукают да колокольцы поют»[118].

Бывальщины порой бывают сложны по своей фабуле, имеют тщательно разработанный сюжет, содержащий не только информацию, но и эстетическое качество. Такова, например, бывальщина о том, как парень, побившись о заклад, ночью идёт в баню. Там кто-то просится за него замуж. Он едет в лес за невестой. Дедушка лесной приходит к нему на свадьбу. Невестка оказывается поповой дочкой, которая в младенчестве была украдена лешими[119]. По своему характеру близка к ней и бывальщина о парне, за которого из-за его бранчливой матери никто не хотел выходить замуж; леший выдает за него дочь, которая оказывается проклятой дочерью купца[120]. Целый ряд таких сложных по фабуле бывальщин о лешем зафиксировано Н.Е. Ончуковым. В одной из них мужик нанимается к лешему в работники, молитвенником побеждает чертей, которые допекали лешему. В награду он получает от лешего коня, который оказывается давно пропавшим из деревни стариком[121]. В другой бывальщине леший уносит женщину нянчить ребенка. Возвращается она старухой – муж едва её узнал[122]. Близка к ним и бывальщина о лешем, который приносит к своей жене «бабить», т.е. принимать ребенка, деревенскую старуху. По требованию старухи он приносит и её подойник, на который она ставит метку. Вернувшись в деревню, она по этой метке узнает подойник и бранит невесток за то, что они пользовались им, не перекрестясь[123].

Бывальщины, как правило, многоэпизодны и сплошь и рядом являются контаминацией нескольких сюжетов. Такова и явно поздняя по происхождению бывальщина о том, как охотник освобождает лешего, повешенного его «товарищем» – другим лешим. Благодарный за свое спасение, леший избавляет парня от рекрутчины – вручает ему «хвитанцию»[124]. Многоэпизодна и бывальщина о том, как швец шил лешему одеяло и тулуп, за что леший женил его на дочери старосты, похищенной им двадцать лет назад[125].

Бывальщины эти, несмотря на свою явную близость к сказкам, благодаря своей доминантной установке на достоверность, всё же относятся к несказочной прозе, т.е. к тому же виду повествования, что и былички. Они разнообразнее быличек в сюжетном отношении, сложнее в них и психологические ситуации. По фабуле они многосоставные, содержат большее число персонажей, бытовые детали их богаче, в них ярче выступают локальные и национальные черты. Зато в бывальщинах слабее, чем в быличках, передается ощущение ужаса, вызванного столкновением с демоническим существом, последнее иногда оказывается даже слабее, глупее человека. В бывальщинах говорится не столько о страшном, сколько об удивительном, иногда даже смешном приключении. Вместе с тем бывальщины упорно сохраняют установку на достоверность, они преподносятся как рассказ о действительно бывшем удивительном случае и именно так воспринимаются слушателями. Споры среди слушателей нередко вызываются о том, могло ли это быть на самом деле, самое отрицание достоверности – доказательство их отнюдь не сказочной функции. В ответ на высказанное собирателем сомнение в достоверности рассказов о том, как леший донимал банника, как отец на мельнице победил лешего заговором, в результате которого «хайло-то у лешего ровно кто глиной замазал», как леший унес шапку, а потом её отдал, один информатор сказал: «Таким обыкновенным рассказам не верить, так чему же верить? Прежде ещё и не такие дела бывали; ух, только подумаешь, так кожу обдират»[126].

Информатор из Олонецкой губернии, сообщив рассказ о лешегоне Григории, у которого леший отнял собаку, а взамен дал ему девицу, оказавшуюся дочерью московского купца, подчеркивал, что все мужики считали это правдой и решительно отвергли его сомнения[127].

Кроме быличек и бывальщин бытуют и такие рассказы о лешем, которые совершенно утеряли установку на достоверность, т.е. сказки.